Тысяча и одна тайна парижских ночей - Арсен Гуссе

Рыдания прервали монолог Жанны. Она была прекрасна в своей скорби.

– О, моя гордость! – повторила она еще раз и, опустившись на колени, стала молиться – за Марциала.

Глава 6. Похищение

Кто похитил Жанну д’Армальяк? В Париже распространился слух, что она исчезла.

Стало быть, ей, воплощенной страсти и увлечению, было скучно в обществе княгини? Допытывались, допрашивали, но ничего не открыли и разочаровались, как после плохого спектакля. Притом же не вечная ли это комедия человеческой глупости? Видев одного фата, вы видели всех. Видев одного глупца, вы видели всех. Видев одного умного человека, вы видели одним глупцом больше. Какой умный человек не хранит, подобно всем, печати первородной глупости? В обществе насмешливой княгини Жанна выучилась смеяться над всеми; она подметила слабую сторону страстных женщин, как подметила недостаток сердца у добродетельных женщин; она решила, что ученый – тот же глупец, но набитый специальностью; финансист – олицетворение дебета и кредита; законовед – враг права. Она не имела притязания на философию, но, сама того не зная, составляла жестокие суждения о человечестве; поэтому над самыми серьезными вещами она смеялась, как скептик, – она, жаждавшая только веры в любовь.

Только одно казалось ей достойным почтения и удивления, именно звание матери. Никогда не проходила она мимо матери семейства, не послав ей привета, мимо колыбели, не осенив ее крестом; в своих прогулках в лесу она завидовала преимущественно женщинам, которые вели за руку своих детей.

Но если верить предчувствиям, то она не надеялась насладиться в своем доме этим зрелищем. Хотя она старалась убедить себя, что Бриансон не единственный человек для нее на земле, однако постоянно возвращалась к мысли о невозможности быть женой другого человека, во-первых, потому, что обманула бы этого человека относительно своего прошлого; во-вторых, потому, что была бы несчастна со всяким, кроме Марциала. Но разве Марциал не утрачен навеки? Кроме того, ее собственная гордость не могла примириться с сердцем. Без сомнения, он всегда думал о ней, потому что после первой дуэли за одно нескромное слово он из-за нее же дрался еще с герцогом Обаносом; правда, имя ее не было произнесено, но она хорошо знала причину второй дуэли.

Но разве в то же время Марциал не оказывал ей неуважения, проводя жизнь в обществе сомнительных женщин? Своим поведением он ежедневно возбуждал соблазн и, конечно, давно скомпрометировал бы себя, если бы не принадлежал к высшему обществу. Жанна не могла допустить, что он ее любит, так как постоянно является с Боярышником или с другими подобными особами. «Он дерется за меня, – говорила Жанна, – но я не в силах оторвать его от дурных привычек; на другой же день нашей свадьбы он отправится с одной из этих девиц проводить медовый месяц. Нет, я не хочу быть посмешищем и готова скорее пожертвовать своим сердцем».

Но пожертвование сердцем начинается снова каждый день, не приводя к желанной цели; напрасно поражают свое сердце, оно не умирает; раздражают его до крайней степени, но не торжествуют над ним, потому что сердце сильнее воли. Поступая в кармелитки, кроткая Лавальер [89] вскричала: «Итак, я никогда не одолею сидящего во мне дикого зверя!» Да, сердце – дикий зверь, который питается страстью и которого укрощают только другой страстью.

Жанна читала письма Лавальер. Женщины легко воображают, будто они созданы по образу великих героинь. Чем больше Жанна изучала Луизу Лавальер, тем больше находила в себе сходства с ней.

– Как бы то ни было, – сказала она раз княгине, – это все-таки конец. Лавальер тогда только узнала счастье, когда посвятила себя Богу.

Своими насмешками княгиня подзадорила Жанну последовать примеру Лавальер.

– Итак, – говорила она, – вы заживо похороните себя по той единственной причине, что Бриансон дурно поступил с вами!

Но, оставшись одна и заглянув внутрь себя, Жанна пришла к глубокому убеждению, что жизнь ее полна печали: у матери были долги, которые росли с каждым днем; Жанна не имела мужества выйти замуж с целью заплатить их. Она страстно любила роскошь и должна была плохо одеваться.

Каждую минуту она страдала от недостатка денег; возвратясь домой от княгини, с сожалением смотрела на простенькие комнаты, в которых каждый стул говорил о скудости. Жанна не рождена была для блаженной посредственности и скорее предпочла бы мрачную поэзию нищеты. Ее привлекали преимущественно все перипетии великосветской жизни с ее блестящими опасностями, но при этом она считала необходимым условием иметь Бриансона своим спутником.

Но этот спутник ехал тогда по другой дороге: Жанна узнала, что Марциал, проведя неделю в Трувиле, где ежечасно встречал Боярышника, уехал с ней в Венецию.

Отправься он в другой город – Лондон, Берлин, Рим, – Жанна не была бы так жестоко поражена. Но уехать в Венецию, город влюбленных, Венецию, которая манила ее в то еще время, когда она играла в куклы, – это значило нанести новое оскорбление ее сердцу и любви.

Вечером Жанна не приехала к княгине в урочный час; в этот вечер все были скучны; известно, что Жанна приносила с собой веселость и ум. Княгиня решила, что госпожа Трамон или герцогиня *** пригласили Жанну в театр; княгиня дулась и говорила: «Не обращайте внимания на мое зверское лицо; я готова грызться, до такой степени зла на Жанну».

Жанна была половиной ее жизни.

На другой день рано утром княгиня поехала к графине д’Армальяк.

– Я в отчаянии, – сказала мать, обливаясь слезами, – вчера вечером Жанна ушла в монастырь.

– В какой?

– Не знаю. Она сказала, что поедет к вам, но сегодня утром прислала письмо, в котором говорит, что я больше не увижу ее. Впрочем, уже давно я предчувствовала эту развязку.

– Тем хуже для меня, – сказала княгиня, – но тем хуже и для нее, потому что она жестоко ошибется.

– Да будет воля Божья! – сказала графиня д’Армальяк и, подняв глаза к небу, прибавила вполголоса: – Самое грустное то, что распространится слух, будто ее похитили.

– И никто не поверит, что она ушла в монастырь! – закончила княгиня.

Том четвертый

Книга двадцать первая. Почему девица д’Армальяк отправилась в Венецию

Глава 1. Почему девица д’Армальяк отправилась в Венецию

Если вы, сударыня, никогда не ревновали, если никогда не питали страсти, если никогда мысленно не заходили в эту область, то закройте книгу – вы не поймете, до какой степени сумасшествия может дойти женщина, когда ею