Со смертью нас разделяют слезы - Ао Морита

По дороге домой разговор с отцом снова не клеился.

⁂

На следующий день после полудня я отправился в больницу к Момоке.

Вчера после посещения кладбища я созвонился с Хосино и узнал, что сегодня она к подруге не придет, и понял, что это мой шанс. Может, Момоке не понравятся такие неожиданные гости. Но что поделать, если у меня не было ее номера? А я во что бы то ни стало хотел знать подробности…

Подробности о двух непостижимых, но оттого не менее реальных несостоявшихся попытках свести счеты с жизнью. Днем и ночью я больше ни о чем другом не думал и совсем извелся.

Перед палатой я глубоко вздохнул и два раза постучался.

– Открыто! – ответил мне нежный голос из-за двери.

– Прошу прощения…

Сегодня Момока опять читала, сидя в койке. При виде меня у нее округлились глаза. Но потом она все поняла и улыбнулась.

– Сегодня один?

– Да. Так это правда? Хосино правда чуть не покончила с собой?

Я долго колебался, стоит ли сразу переходить к сути дела, но, как только оказался лицом к лицу с сэмпаем, не смог промолчать.

– Присядь, – пригласила она, и я устроился на табуретке у койки.

– Так… Так Хосино правда?..

– Ага, подожди минутку.

Момока взяла телефон и стала там что-то искать. Я молча следил за собеседницей, пока она не пробормотала:

– Нашла.

Затем она показала мне экран. На фотографии я увидел двух девочек в школьной форме, похожих друг на друга как две капли воды. Поначалу я опешил: «Как это – две Хосино?» – но тут же сообразил, что они близнецы. От неожиданности я потерял дар речи.

– Вот Судзуна, а это Юдзуна, ее старшая сестра-близнец. Фотка времен восьмого класса. Мы живем по соседству, поэтому я знаю их с детства.

– Ого! Я и не знал, что у Хосино есть сестра.

Я же спрашивал о семье, только она не ответила. И мне не давало покоя, почему Хосино проигнорировала тот мой вопрос.

– Уже нет.

– В… каком смысле?

– Она погибла. Осенью того же года.

– А? – только и смог выдавить я.

Момока продолжала:

– Судзуну в средней школе травили одноклассники. Я училась в другой школе, так что не знаю за что, но они заходили очень далеко. – На этом месте девушке пришлось перевести дух. То ли плохо себя чувствовала, то ли ей тяжело давался рассказ, но она поморщилась. – Юдзуна за нее вступилась, и тогда издевательства перекинулись на нее, но только ни я, ни Судзуна этого вовремя не заметили. А потом было уже поздно…

– Она… покончила с собой?

Ответом мне послужила одинокая слезинка, которая скатилась по щеке Момоки. Я протянул ей носовой платок.

– Спасибо. – Девушка вытерла глаза.

Обычно я не носил с собой ничего такого, но на «Слезном вечере» нам порекомендовали всегда иметь под рукой платок или салфетку, чтобы мы могли плакать в любое время и в любом месте, и я последовал совету.

Только тихое щелканье моих наручных часов нарушало тишину в палате. Я молча ждал, что же сэмпай скажет дальше. Время от времени промакивая лицо платком, она неспешно рассказала мне, какую жизнь прожила наша общая подруга.

Юдзуна, ее старшая сестра, всегда и училась получше, и к тому же талантливо играла на фортепиано. Даже в конкурсах побеждала, подавала большие надежды. А вот младшей близняшке никаких особых дарований не досталось: оценки ниже среднего, ни какого-то выдающегося музыкального слуха, ни спортивности. Их часто сравнивали, но Судзуна все равно не унывала и просто гордилась старшей звездочкой. Всегда повторяла, что она «просто младшая».

Когда гнев одноклассников перешел на Юдзуну, та ни словом, ни жестом этого не выдала: вела себя как обычно. Даже когда сестра и подруга заметили, что что-то не так, она притворялась, будто ей все равно, пока однажды не сломалась.

В предсмертной записке было только: «Я больше не могу. Простите».

После гибели старшей дочери их мать тронулась умом, а отец, будучи не в силах это терпеть, ушел из дома. Семьи не стало. Сейчас Хосино жила вдвоем с матерью.

Та души не чаяла в старшей, поэтому младшей дочери частенько перепадало: «Это из-за тебя Юдзуны больше нет!», «Это из-за тебя отец ушел!».

Со временем обе эти мысли накрепко въелись в душу Хосино. Она, видимо, вбила себе в голову, что недостойна жизни, и задумала покончить с собой в годовщину смерти сестры. Первая попытка не удалась, от второй – еще год спустя – ее вовремя отговорили.

Вот что мне сквозь слезы рассказала Момока.

У меня в груди рос ком. В носу странно защипало, хотя слезы все равно не потекли.

– Судзуна пока успокоилась, но ее бросает то в меланхолию, то в бурное веселье. А вдруг она в этом году опять попытается? Я пока тут застряла, и меня может не оказаться рядом. Сэяма-кун, можешь присмотреть за ней вместо меня? – Она посмотрела на меня заплаканными глазами.

Но что я могу? Я замялся с ответом.

– Ты знал, что у нее на запястье шрамы? Она их прячет, но я почти уверена, что она себя ранит.

И вдруг я вспомнил. Длинные рукава в самые жаркие дни, да и на физре она никогда не раздевалась до футболки. В тот раз, когда она все же надела кофточку с рукавами покороче, левое запястье обматывал бинт. Она еще сказала, что обожглась на кухне, – получается, солгала.

– А я могу что-то для нее сделать?

– Постарайся, чтобы она как можно больше плакала.

– Плакала? Зачем?

– Знаешь, почему я основала кружок растроганных?.. Ах да, он же теперь киноклуб. Так вот: знаешь, зачем я его основала? – спросила она, крепко сжимая платок и глядя мне прямо в глаза.

Слезы Момоки наконец остановились.

Если честно, я ни разу не задумывался, откуда взялся таинственный кружок. Наконец сэмпай объяснила:

– Когда люди плачут, их тревога и другие негативные эмоции обнуляются. Когда я об этом узнала, поняла, что Судзуне надо как можно чаще плакать. Поэтому я открыла кружок, в котором мы смотрели всякие слезливые фильмы, читали трогательные книги. И Судзуна правда стала реже вешать нос. Пожалуйста, проследи, чтобы кружок собирался как обычно.

Дальше Момока рассказала мне про действенность слез и три их вида, вегетативную систему и все то, что я уже слышал от Хосино. Наверное, она сама почерпнула все свои знания у подруги.

– Так, может, лучше ее тогда постоянно смешить?

– Я тоже сначала так думала, но, насколько я понимаю, от слез больше эффекта. К тому же, – Момока еле заметно улыбнулась, – Судзуна плакса, и так намного проще.

Тут не поспоришь.

– Только у меня одно важное уточнение, – добавила девушка, поднимая указательный палец.

– Какое?

– Пожалуйста, не показывай ей истории с плохим концом. Так ей станет только хуже.

– Понял…

А ведь и правда, почти все фильмы и книги, которые она мне давала, заканчивались хорошо. Да, что-нибудь грустное в них обязательно происходило, но для героев в конце оставался луч надежды. Хосино в основном выбирала очень добрые истории.

Я зарубил этот пункт себе на носу и глубоко вздохнул. Только теперь, кажется, я вообще смог спокойно дышать. Никогда прежде я так не уставал от простого разговора.

– Хорошо. Я присмотрю за Хосино. И прослежу, чтобы она плакала как следует.

– Ага. – Момока снова подняла глаза и улыбнулась: – Полагаюсь на тебя.

Перед тем как я ушел, мы обменялись контактами и заключили альянс по спасению Хосино.

С учетом того, что я всю жизнь избегал близких связей, сэмпай дала мне очень сложную задачу. Но я согласился без колебаний, потому что тоже не хотел, чтобы Хосино умерла.

Поначалу я стал думать, как мне довести ее до слез, но потом понял, что ничего особенного делать не нужно. Пусть все будет как раньше: она пытается меня растрогать, но лишь раз за разом сама попадается в расставленные ею сети. Мы, как и велела мне Момока, просто продолжим проводить обычные заседания кружка, на которых Хосино будет плакать, что нам, собственно, и нужно.

«Надо же, легкая победа», – кивнул я сам себе, когда подошел автобус.

Только в пути я вдруг вспомнил одну важную деталь, которую забыл уточнить, и написал Момоке: «А какого числа умерла Юдзуна?»

Ведь Хосино дважды попыталась покончить с собой именно в этот день. Такие вещи нужно уточнять заранее.

Ответ не заставил себя ждать: «16 ноября. Кстати, я забыла сказать: Судзуне об истинной задаче кружка ни слова!»

«Хорошо», – согласился я и погасил