Тысяча и одна тайна парижских ночей - Арсен Гуссе

Княгиня обратилась к д’Армальяк:

– Довольно ли вы храбры и не хотите ли напиться вместе со мной, имея в виду проверить слова маркиза?

– Я слышала, что опьянение производит сон, – прошептала Жанна.

– Оно усыпляет глупцов и пробуждает умных. Для первых оно собирает облака, для вторых – разгоняет тьму.

– Посмотрим, – отвечала Жанна, – но предупреждаю вас, что на меня так же мало действуют сказанные возбуждающие средства, как и самый магнетизм.

– Вы никогда не любили? – спросил маркиз с лукавой улыбкой.

– Вы сами хорошо знаете, что нет, – отвечала д’Армальяк, – потому что вы, прозванный всесокрушающим, потеряли время, ухаживая за мной.

Говоря это, Жанна взяла чашку чаю, не заметив, что маркиз влил туда несколько капель персидской жидкости, известной под названием «Красный сон».

– Вы не пьете, княгиня, – сказал маркиз, налив также упомянутой жидкости в чашку Шарлотты.

– Отличная вещь чай, – сказала она, облизывая губы.

– Уверяю вас, княгиня, что после чашки вы будете видеть вдвойне.

– Полноте, мне случалось пить по четыре чашки, и зрение мое нисколько не изменялось.

Продолжали разговаривать и пить чай. Разумеется, маркиз говорил не о дожде и прекрасной погоде, а о страстях. Мало-помалу обе приятельницы стали прерывать его и друг друга: никогда еще не были они столь болтливы и красноречивы.

– Видите ли, чай умудряет людей, – пояснил маркиз и продолжал наливать.

Д’Армальяк села за фортепьяно и пела восхитительно, хотя прежде всегда отказывалась петь при посторонних.

– Прелестно! – сказала княгиня, целуя Жанну с неслыханным увлечением.

Маркиз поцеловал их обеих, говоря, что находится в восхищении.

В свою очередь, княгиня села за фортепьяно и стала импровизировать: под ее пальцами инструмент превратился в живое существо.

– Признайтесь, – сказал маркиз, – что каждый звук есть слово дивного языка, понятного для нас сегодня вечером, кроме безмолвного зрителя, который вовсе не пил чаю.

Этим безмолвным зрителем был я; маркиз от всего сердца желал, чтобы в этот вечер я провалился сквозь землю, но желание его не исполнилось.

Д’Армальяк заговорила со мной.

– Маркиз прав, от чаю у меня в глазах мелькают искры, освещающие чудесный театр, в котором разыгрываются удивительные пьесы. Никогда я лучше не понимала теории о множестве миров. Мои видения обворожительны, и пробуждение привело бы меня в отчаяние.

– Конечно, не я разбужу вас и сброшу с высоты под тем предлогом, что восхождение очень опасно. Я сам много раз забирался в невидимую и неведомую область.

– Но, к несчастью, некто пробудит меня, ненавистный мне маркиз Сатана, который берется за все роли, чтоб сделать меня участницей его комедии, но чем больше приближается он, тем дальше я чувствую себя от него. Ах, если бы вы могли избавить меня навсегда от этого человека, имеющего притязание казаться демоном!

– Он, может быть, и демон, я не доверяю ему.

– Как же он попал в число ваших друзей?

– О, для меня он просто репортер, так как все знает. Если угодно избавиться от него, то я пошлю его к черту.

Я подошел к маркизу, который придумывал средство выжить меня.

– Любезный друг, – сказал он мне, – здесь, как видите, везет мне, но зато я рискую проиграться в клубе, где играют за меня. Если вы мне друг, то отправитесь туда и попросите не оканчивать игру.

– Да, – ответил я с самым невинным выражением, – тем более что мне здесь нечего делать. – И, приняв таинственный вид, продолжал: – А вы сядете в свое купе и отвезете домой д’Армальяк, которая просила меня проводить ее; но я не исполню ее просьбу, потому что не влюблен.

Маркиз проницательно поглядел на меня. Я никогда не обманывал его, и потому он не мог подумать, что я хотел обмануть в этот вечер.

Он тотчас взял шляпу и объявил, что едет в клуб.

Княгиня удивилась этому внезапному отъезду, но д’Армальяк поняла, что я исполнил ее желание.

Трудно представить, с какой радостью она благодарила меня за оказанную услугу, хотя для этого не нужно было иметь особенного гения; маркиз сидел и ждал в своем купе.

Для большей безопасности приказали лакею объявить маркизу в случае его возвращения, что я уехал, а дамы ложатся спать.

Кажется, княгиня и д’Армальяк были особенно милы в этот вечер. Они говорили одновременно, но это был обворожительный дуэт; их глаза горели, пылающие уста переходили от улыбки к смеху; иногда они падали на диван в изнеможении.

Тогда взгляд их смягчался, лицо омрачалось, душа переносилась к зеленеющим берегам, в сердце прокрадывалось тайное и более высокое наслаждение. Потом вдруг уносились они в лучезарную область, до того счастливые открытием нового мира, что падали в объятия друг друга, бледные, трепещущие, в лихорадочном состоянии.

– Теперь вы не боитесь пробудиться к жизни, – сказал я Жанне в ту минуту, когда она обнимала княгиню, как обнимал Иксион облако.

Она пожала мне руку с дикой энергией и, побледнев еще больше, сказала:

– Марциал! Марциал! Марциал!

И устремила пристальный взгляд на дверь, как будто в нее должен был войти Бриансон.

Обнимая княгиню, она мысленно обнимала Марциала.

Глава 10. Ночной Париж

На другой день маркиз выразил мне свое неудовольствие за вчерашнюю шутку и обвинил в том, что я расстроил его новый план кампании. Я отвечал, что еще не настало его время. Жанна так сильно любила Марциала, что не могла отдаться другому, даже в порыве ревности и гнева, даже в минуту невинного опьянения.

Но это не воспрепятствовало маркизу выразить желание продолжать забаву персидским ядом, который совмещал в себе все виды опьянения.

Впрочем, Жанна, хотевшая, подобно княгине, всего лишь забыться, продолжала пить чай маркиза, но в его отсутствие.

Маркиз оставил пузырек с «Красным сном», княгиня попросила второй, потом третий, обещая, что когда-нибудь вечером пригласит его самого разливать эту волшебную жидкость.

У маркиза было столько дел, что он не оскорбился тем, что без него пили «Красный сон». Маркиз надеялся найти у обеих дам, особенно у Жанны, большее презрение к предрассудкам и обязанностям.

Княгиня и Жанна знали госпожу Моранжи, которая по окончании медового месяца снова начала свои ночные странствования во время отсутствия Морица К., уехавшего за границу с секретным поручением. Ей так нравилось жить ночью, что она убедила наконец княгиню и с ее помощью Жанну. Таким образом, они все трое отправились туда, куда ездила одна госпожа Моранжи.

Но и в этот раз ошибся маркиз. Правда, он имел дело с ненасытными искательницами, которые думают, что жизнь есть запретное древо, но если княгиня не считала предосудительным странствовать ночью по грязным местам, ибо, в сущности, она останется