Тысяча и одна тайна парижских ночей - Арсен Гуссе

боролась она с желанием вступить в мир ночных странствователей, тщетно твердила себе, что это величайшая глупость, но чем больше убеждала себя, тем больше решалась изведать это новое удовольствие.

С Морицем она не встречалась и притом не хотела признаться ему в своем желании. Она могла отважиться раз, но повторить прогулку значило впасть в сумасшествие.

Однажды, продремавши целый вечер в любезном обществе, она вернулась домой в час ночи, переоделась в черное платье и, ничего не сказав прислуге, вышла из дома.

На бульваре Курсель взяла фиакр и велела ехать к «Мертвой крысе». Прибыв туда, дала кучеру двадцать франков и приказала ехать за ней на некотором расстоянии. Войдя на порог этой кофейной, она готова была вернуться назад, но призвала на помощь все свое мужество и вошла в ту самую минуту, когда из кофейни выходил один из обычных посетителей.

Заняв первое попавшееся место, она изменила голос и потребовала кружку пива. Ее приход прервал пение Густава Матьё, но поэт вина снова запел, приветствуя ее стаканом. Густав Матьё настолько поэт вина, что не пьет пива. Госпожа Моранжи подняла свой стакан в знак доброго товарищества; окончив последний куплет, Густав Матьё прямо подошел к ней, как к старой знакомой. Говорили о том о сем и о многом другом.

– Кто вы? – спросил он вдруг.

– Скучающая женщина.

– С вашими-то глазами! Этого мы не допускаем здесь. Вы, кажется, пьете пиво – это своего рода нечестье.

Поэт подал ей стакан подогретого вина.

– Вы правы, – ответила госпожа Моранжи, – но я не француженка.

Подошел новый собеседник.

Это был молодой живописец, который только что разрушил Школу изящных искусств и отнял жалованье у членов Института; он вставал вечером, как все ночные странствователи, и негодовал на солнце.

– Солнце под тем предлогом, что не ложится, никогда не встает; поэтому я не мог сегодня работать, – сказал живописец.

– Молчи, – отвечал ему Густав Матьё, – ты тогда только встаешь, когда заходит солнце.

– Потому-то я и начинаю рисовать ночью. Я уже нашел колорит Рембрандта и уверен, что он написал ночью свою картину Ronde de nuit [96]; солнце отбрасывает бледные тени, между тем как газ или даже лампа или свеча дают удивительные эффекты.

И молодой живописец рассказал, что в кабаках Монмартра и Рынка можно найти совершенно готовые картины, которые привели бы Рембрандта в величайший восторг.

– Пойдем туда, – сказала госпожа Моранжи.

Живописец был в восхищении от того, что нашел подобного товарища для странствования; они потихоньку выбрались из зала.

Глава 4. Продолжение

Госпожа Моранжи еще ближе взглянула на эту странную комедию ноктамбулизма, который влачит свой хмель по кофейным и кабакам. Всюду останавливались на несколько минут; она прикасалась губами к кружке пива, принимала неуклюжие манеры женщины, привыкшей к подобным странствованиям, надеясь спастись от всех нескромных взглядов несколькими словами, сказанными с английским выговором.

Она видела невероятные и неслыханные картины! Мужчин и женщин, лежавших на столах или под столами; страстных игроков в домино; певцов, утративших голос; влюбленных, потерявших предмет своей страсти или обманутых женщиной; музыкантов, игравших на скрипке или на флейте в виде отдыха после игры в обществе; женщин, довольствовавшихся только тем, что пускали пыль в глаза; провинциальных теноров, грозивших сжечь Оперу, как будто она еще мало горела; министров без портфеля, лаявших на правительство; архитекторов, обещавших сжечь Лувр; бедняков, кричавших: «Жгите!». Но, бросая проклятия, все эти питухи и пьяницы, казалось, вели жизнь сибаритов; ничто не омрачало их удовольствий; они смеялись над всеми, над собой и над другими.

Иногда вбегала запоздавшая певунья и начинала романс среди этого нескладного шума.

Ее поили водкой, чтобы она была выразительнее в своих куплетах.

Госпожа Моранжи нашла, что картина имела слишком резкие штрихи, и почти испугалась, что попала в среду этих праздношатающихся, которые стремились прямо в пропасть. Не один раз упала бы она в обморок, если бы не смачивала губы водкой и не нюхала тайком спирт. Один из пьяниц, заметив это, крикнул ей:

– Прочь чванных!

Молодой живописец успокоил испугавшуюся госпожу Моранжи.

– В течение всей ночи мы не встретили ни одного мошенника, – сказал он ей, – все эти личности – слепок честных людей, с той разницей, что честные люди дурачатся днем и спят ночью, тогда как мы спим днем и веселимся ночью.

Вернувшись домой, госпожа Моранжи дала себе слово никогда больше не странствовать ночью; но чем чаще посещала она общество, тем сильнее разыгрывалось в ней желание пуститься снова на ночную прогулку.

Глава 5. Мориц К

Через несколько дней госпожа Моранжи пила вечерний чай у одной из двадцати герцогинь С. Клотильд. Доложили о Морице К., который вошел в гостиную, как будто родился в ней; он поклонился всем с вежливостью, несколько насмешливой, как подобает человеку, который ничему больше не верит.

– Странно, – сказала госпожа Моранжи, когда вошел Мориц, – странно, – повторила она, когда он ей поклонился.

Что же было странного? Госпожа Моранжи знала Морица К., но не разглядела его хорошо.

Ей показалось, что Мориц был тем самым молодым живописцем, который странствовал с ней ночью.

– Невозможно, – сказала она.

Действительно, это было невозможно. Молодой живописец преувеличивал неуклюжесть учеников живописи, не терпящих официальных манер, между тем как прикомандированный к посольству был во всем безукоризнен, притворяясь немного важным, но покоряясь природной, несколько изысканной грации. Это был светский человек по преимуществу.

Поболтав несколько минут с записными говоруньями, он подошел к госпоже Моранжи. Последняя спросила у него:

– Нет ли у вас брата живописца?

– Нет.

– Я знаю одного молодого живописца, который имеет с вами поразительное сходство.

– Будь у меня брат живописец, я проводил бы все время в его мастерской, чтобы видеть, как вы позируете.

– Я никогда не позирую.

– Позировать не есть смертельный грех. В жизни все более или менее позируют – одни ради любви, другие из гордости.

– Странно, – повторила опять госпожа Моранжи, – тот же голос; разница в том, что первый употребляет грубые выражения.

Вследствие сходства или по какой другой причине госпожа Моранжи снисходительно слушала Морица К. Они ворковали целый вечер, отзываясь о страстях с самой дурной стороны, как будто боялись попасть в опасность.

– Отчего я вас никогда не встречал до нашего ночного странствования? – спросил вдруг Мориц К.

– Отчего? Оттого, что вы бывали там, где я не бываю. Мне стоило величайшего труда оторваться от своей комнаты, однако я выезжала в свет, посещала некоторые официальные гостиные и трех или четырех близких знакомых.

Обещали встречаться чаще, но Мориц опасался, что его вскоре