Игра титанов: Вознесение на Небеса - Хейзел Райли

— Нет! Нет. Нет. И нет, — тороплюсь выпалить, пока эти двое не начали меня троллить.

Пробую свалить из этой пытки, но Хейвен ловко обнимает меня за плечи и притягивает, пока моя голова не падает ей на макушку — и я сдаюсь.

— Сфокусируйтесь лучше на другой парочке, — предлагаю, внезапно осенённый отличной мыслью. — На той, о которой вы даже не догадываетесь, но шансы у неё куда выше, чем у меня и Хелл.

Так легко переключить Коэн — и уже улыбаюсь, настроение подросло. Она таращится, горит любопытством.

— Лиам и господин Зевс, — шепчу.

Хейвен с Хайдесом уставляются на меня молча, будто я сейчас расхохочусь и скажу «шутка». Не дождётесь. Жду, пока дойдёт, что я серьёзен, и пока они это переварят.

— Нереально, — первым приходит в себя Хайдес.

Хейвен кивает:

— Согласна. И вообще, Зевс… не выглядит заинтересованным.

Когда Коэн пытается убрать руку, я перехватываю её ладонь и оставляю её руку на своих плечах. Переплетаю пальцы и краем глаза слежу за реакцией Хайдеса. Не ревнует. Я должен бы радоваться, но его взрослость в мой адрес бесит. Наверное, потому что сам так не умею.

— Зевс — бисексуал, — сообщаю.

— Выдавать людей без их… — начинает Хейвен.

Я режу:

— Это не «выдавать». Не переживай. Он спокойно говорит об ориентации, просто не размахивает ей как визиткой — и правильно.

— И ты думаешь, что… — Хайдес замирает, физиономия у него такая забавная, что Хейвен прыскает. — Думаешь, Зевсу может понравиться Лиам?

— Вполне. Зевс такой собранный и серьёзный, что я вообще не удивлюсь, если его потянет на клинический случай по имени Лиам Бейкер. Другое дело, если Лиам на сто процентов уверен, что он гетеро, — тут мы бессильны.

Мы уже все втроём смотрим на них. Они на лавке, оживлённо перетирают что-то. Слов из-за визга Гермеса и мерзкого смеха Хелл не разобрать.

Вы их не знаете, как знаю я. Мой старшой. У него были отношения и с парнями, и с девушками, но никого нам не приводил. Закрытый, аккуратный — он редко вообще целуется на людях. Это не делает его холодным. Наоборот: его способ любви — слова и взгляды.

И я вижу, как у него блестят глаза, пока Лиам вешает ему очередную чушь. Кажется, его цепляет, как Лиам переваривает мир вокруг. А Лиам, возможно, даже не замечает, сколько времени проводит рядом с Зевсом и что именно к нему сядет каждый раз.

Возвращаюсь взглядом к Коэн — и жалею, что заговорил про Зевса и Лиама. Её разноглазые смотрят не на них, а на другого человека. Иногда я забываю, что она не тупая — ей нужно совсем чуть-чуть, чтобы стянуть с тебя любой секрет.

— О боже, — шепчет она, тут же отворачиваясь и пряча лицо.

Хайдес ничего не понял:

— Что случилось? Всё нормально?

Он зовёт её снова, и я, вздохнув, отвечаю за неё:

— Только что догадалась, кому принадлежит одна из конфессий на Игре Зевса. Кто «влюблён в члена семьи».

Хайдес таращит глаза, а Хейвен выпрямляется — уже спокойнее:

— С чего ты взял, что я поняла?

— О ком подумала?

— О Гере, — шепчет, настороженно. — Гера что-то чувствует к Зевсу?

— Ага. Попала.

У Хейвен отвисает челюсть. Хайдес держит лицо — наверное, думает, что мы прикалываемся. Но это правда: она только намекнула однажды ночью, а потом я стал замечать, как она его бережёт, как вечно ищет его взгляд…

— Но он же её брат, — бормочет Хайдес. — Это как если бы я…

— Нет, — режу. — Вы росли как родные. У нас — не так. Гиперион с Тейей усыновили нас, чтобы дать лучшую жизнь, но никогда не заставляли считать друг друга кровными. Да и мы ими не являемся.

Ответа нет.

— Почему ты рассказал это мне? — наконец спрашивает Хейвен уже только у меня. — Это серьёзный секрет твоей сестры.

Чувствую себя неуютно: честный ответ — это открыть ей ещё кусок сердца, а мне такое вредно. Мне вообще вредно с кем угодно. Лучше бы это пряталось.

Начинаю ненавидеть Хайдеса сильнее. Он уходит к Афине, поворачивается спиной, оставляя нас вдвоём. Запускает руку в её длинные каштановые волосы, пытается растрепать — она бьёт его кулаком в плечо. Хайдес не реагирует, а просто сигает на неё и запирает в удушающих объятиях, из которых она «выкручивается».

— Потому что ты единственная моя подруга, Коэн, — выдыхаю. — Носить это всё в себе и никому не рассказывать — выматывает.

— Мне можно доверять. И Хайдесу тоже, ты знаешь, — она кладёт голову мне на плечо.

Я обнимаю и, с лёгкой болью внутри, целую её в волосы. При этом взгляд сам рвётся к Хелл. Она смотрит на нас, без выражения; поймав мой взгляд, нервно улыбается и поворачивается к Посейдону, снова ко мне спиной.

— Ребят, пойдём на автодром? — подпрыгивает Лиам так резко, что Зевс вздрагивает.

— А я бы на колесо обозрения, — говорит Коэн. — Давайте разделимся?

Мимо визжа, пробегает стайка девиц, и у меня срывается рык. Ненавижу луна-парки. Вообще ненавижу места, где от тебя ждут веселья — давит.

Зато я обожаю высоту. Люблю быть над всем этим, хоть на пару минут — и чувствовать себя больше мира. Так что колесо — единственная карусель, которую я терплю.

Я догоняю Коэн и Хайдеса; с нами идут Хелл, Афина и Гера. Посейдон, Лиам, Зевс и Гермес сворачивают к бамперным машинкам.

Иду позади, поэтому не пропускаю, как Хелл бросает взгляд на киоск с картошкой и сэндвичами. Делает так уже не раз за вечер, и мне хочется спросить, голодна ли она, и почему так. Не могу — поймёт, что я не могу от неё отлипнуть.

Но любопытство гложет.

Встаём в очередь за билетами. Афина с Герой трещат без остановки — подружились будто сто лет знакомы. Хейвен из кожи лезет, чтобы разговорить Хелл, но та как будто растеряла прежний запал.

До нас остаётся всего трое, и тут Хелл делает шаг в сторону и выходит из очереди:

— Простите, не могу. — Всем её телом читается дискомфорт.

— Что-то не так? — спрашивает Гера.

Хелл запрокидывает голову и смотрит на колесо обозрения во всю его высоту.

— Я… — вздыхает. Опускает взгляд, но волосы стянуты в два хвостика, и лицо, как она надеялась, они не прикрывают. — Я не люблю колёса обозрения. Всегда боюсь, что какая-нибудь деталь отвалится — и меня размажет об асфальт.

Хайдес хмурится:

— Ну да, спасибо за подбадривание.

Хелл выдавливает виноватую улыбку:

— Простите. Я подожду вас