Жгучее маленькое проклятие - Джей Ти Джессинжер

Потерянные. Те, что любили мужчин Руссо, только чтобы быть забранными проклятием.

И я знал, что на кладбище, где похоронены моя мать и Эмми, они тоже восстают.

Одна за другой они обращались в свет, растворяясь в затемнённом воздухе, словно шёпоты на ветру. Их печаль, их страдания, наконец, были освобождены.

Петра схватила меня за руку, таща обратно к проходу.

— Дакс, нам нужно двигаться!

Я едва слышал её сквозь боль, пульсирующую в моём теле, но мои ноги повиновались.

Камень треснул над нашими головами. Надгробие переломилось пополам, когда земля под ним провалилась. Вся катакомба обрушивалась на нас.

Петра потащила меня вперёд с удивительной силой, её решимость стала якорем в этом хаосе. Моё зрение помутнело, пока боль скручивала меня, но я не отпускал её руку, словно это было единственное, что удерживало меня в реальности.

Позади нас Полый человек — Маттиас — упал на колени.

Его тело и дух растворялись, магия, что связывала его, рассеивалась ослепительными лентами света. Он повернул свою безликую голову ко мне, и, хотя я не видел никакого выражения, я почувствовал его облегчение и принятие.

Затем его не стало.

Проклятие, тяжесть моей кровной линии, что я нёс с самого рождения, исчезло вместе с ним.

Земля мощно вздыбилась, сбивая нас с ног. Я поймал Петру, прикрыл её, когда потолок туннеля над нами прогнулся и треснул.

Стиснув зубы, я превозмог боль и рванул её вперёд.

— Бежим!

Вместе мы побежали.

Проход быстро рушился позади нас, камень и земля обрушивались с оглушительным рёвом. Петра была быстрее, таща меня вверх по каменным ступеням, когда вход в гробницу показался впереди — полоска приветливого лунного света в конце удушающего хаоса и тьмы.

Позади нас с грохотом рухнул валун, пролетев в сантиметре от моих пяток. С последним отчаянным прыжком мы вылетели через узкий выход.

В тот миг, когда наши тела оказались на открытом воздухе, туннель полностью подался, обрушившись внутрь себя с оглушительным грохотом.

Обломки взметнулись наружу, оставив за собой клубящееся облако пыли.

Ошеломлённый, я перевернулся на спину и уставился на ночное небо, усыпанное звёздами. Рядом Петра простонала и поднялась в сидячее положение, кашляя. Когда она повернулась ко мне, её глаза были широко раскрыты.

— Ты живой?

— Думаю, да, — выдохнул я со смешком, хотя боль пронзала моё тело.

Она снова рухнула на землю, раскинув конечности. Вздохнув с облегчением, она рассмеялась.

— Хорошо. Потому что, если бы ты умер после всего этого, я бы нашла способ вернуть тебя к жизни, чтобы убить тебя собственными руками.

Я повернул голову, чтобы посмотреть на неё. Светлячки последовали за нами наружу, лениво поднимаясь в небо над гробницей. Но даже их эфирный свет и все мерцающие звёзды на небе не могли соперничать с её красотой.

С её дерзкой, едкой, выводящей из себя, но почему-то трогательной красотой, на которую я страстно надеялся смотреть всю оставшуюся жизнь.

Я протянул руку, нашёл её ладонь и сжал.

— Да, да, — сухо сказала она. — Только не раскисай сейчас на моих глазах, Солнышко. Я могу начать думать, что я тебе нравлюсь.

— Ты мне не нравишься вообще, — солгал я, ухмыляясь. — Ни капельки. Ты ужасна. И не знаю, говорил ли тебе кто-нибудь об этом раньше, но у тебя поразительное сходство с жабой.

— Вот так уже лучше, — улыбнулась она.

Затем она взглянула на мою руку. Её улыбка исчезла, а глаза расширились.

Повязка, что была намотана на моё запястье, была сорвана в хаосе, обнажая единственную татуировку, оставшуюся на моей коже.

Её имя всё ещё было начертано там, жирное и чёрное, несмываемое, как обет.

Мгновение мы оба молчали. Затем она сказала с дрожью в голосе:

— Ну, блин. Возможно, мне придётся пересмотреть всю свою ехидную тактику и начать относиться к тебе получше.

Я перевернулся, взял её лицо в ладони и улыбнулся, глядя в её глаза.

— Даже не смей, мать твою.

Когда я поцеловал её, она смеялась.

Глава 13

Эпилог

ПЕТРА

Месяц спустя

Простите за каламбур, но Новый Орлеан умел проникать тебе под кожу.

Может, это был сладкий воздух, наполненный ароматом магнолий и жасмина. Может, романтичные кованые балконы, увешанные папоротниками. Газовые фонари, что мерцали и отбрасывали дымчатые тени. Или джаз, что не умолкал никогда, сочась из распахнутых окон и дверей ресторанов и баров.

Какой бы ни была причина, вопреки всякой логике, я осталась.

Я облокотилась на перила балкона и смотрела на Квартал, согревая руки кружкой кофе цикория. Улица внизу кипела привычным хаосом даже в этот час. Туристы с «дайкири»11, уличные артисты, творящие музыку и магию, доносящийся с ветром отдалённый звук саксофона.

Позади меня квартира была тёплой и обжитой — разительный контраст с безличными гостиничными номерами и едва обставленными студиями, что так долго определяли мою жизнь. Люс, самая умная и самодовольная кошка в мире, сидела на подоконнике, её хитрые золотистые глаза с хищным интересом следили за пролетающим голубем.

Внутри Дакс готовил завтрак.

Я слышала, как он бормочет проклятия под нос, снова споря с тостером. Большинство кухонных приборов, казалось, были одержимы желанием противостоять его воле, что бесило его и веселило меня.

Месяц назад я не поверила бы, что это возможно. Не смогла бы поверить, что окажусь здесь, в том же городе, с тем же мужчиной, просыпаясь каждое утро в объятиях того тепла, в котором я всегда была слишком упряма, чтобы признаться.

Но, с другой стороны, месяц назад я не могла представить, что сниму многовековое проклятие.

Или что по моим венам течёт самая что ни на есть магия.

Я осторожно затронула тему моих биологических родителей в том же разговоре с мамой, где сообщила, что остаюсь в Новом Орлеане на обозримое будущее. Дело пошло не очень гладко. Хотя мои родители всегда были откровенны насчёт моего усыновления, я никогда не копала глубже, твёрдо веря, что быть приёмной — это дар, а частную жизнь биологических родителей следует уважать. Мне никогда не казалось, что я что-то упускаю.

Но сейчас, при сложившихся обстоятельствах, моё любопытство вполне понятно возросло.

Сильно возросло.

Мама не разделила моего энтузиазма по этой теме. Она поскорее закончила разговор.

Зная её так, как я её знаю, это означало, что она что-то скрывает.

К этому разговору нам ещё предстоит вернуться, но сейчас я была готова оставить всё как есть.

Я сделала медленный глоток кофе, наблюдая, как небо переходит от лавандового к золотому. С той ночи в катакомбах светлячков стало меньше, но