Летний сад - Полина Саймонс

Нет-нет, это мягкий вариант, – усмехнулся Энтони. – Когда мы только еще приехали сюда, папа не знал, что такое чолья. Но быстро разобрался, хотя и ни разу вот так не попадался. И стал говорить: «Я знаю, что ада нет, потому что мне постоянно твердят, что там жарко. Ну а мне и без того жарко каждый день. Теперь, если мне скажут, что в аду есть чолья, я поверю». Ведь так?

– Что ж, – сказал Александр, – они ведь не назвали это дьявольским чолья без причин.

– А мама говорит, – Энтони улыбнулся матери, – что чолья одержимы злыми духами.

– Ну да, Энт, чолья не назвали бы дьявольским без причин, – сказала Татьяна.

Женщины клохтали, пока Татьяна продолжала выкручивать иглы из ладони Александра. Ей в какой-то момент пришлось помедлить, чтобы остановить слишком сильное кровотечение; она на минуту прижала к его ладони салфетку и лишь потом продолжила. Они на это время сели, и Александр смотрел на ее светлые косы, а она смотрела на его ладонь в своих руках.

– Я бы просто не смогла держаться так спокойно, – сказала Кэролайн с выразительным смешком. – Я была бы в ужасе, случись такое с моим Даном. Таня, как ты умудряешься быть такой спокойной, это же твой муж?

Голова Татьяны была склонена.

– Я, вообще-то, и сама не знаю, – ответила она, не поднимая взгляда.

Александр слегка вздрогнул.

– Пап, – сказал Энтони, – у тебя же руки ничего не чувствуют. Почему ты дергаешься? Мам, может, ему нужно сделать еще один укол?

– Твоему отцу нужна порция виски, вот что ему нужно, – заявила Кэролайн, подходя к буфету и доставая бутылку. – Таня, как ты думаешь, если бы его руки были меньше, шипов тоже было бы меньше?

– Чолья – это чолья, – сказала Татьяна, отводя холодный взгляд от Александра. – Что кактус может знать о руках?

Закончив работу, она продезинфицировала ранки, смазав их йодом, прижгла ляписом, туго забинтовала и сказала:

– Ох, и кстати, не стоит благодарности.

И Александр снова вздрогнул.

«Покер с Джонни до шести утра… Слишком задержался, не хотел тебе говорить, когда был чуть живой в постели, не хотел расстраивать из-за пустяка, мне жаль, прости меня, мне пришлось постирать джинсы, я пролил на них пиво… Чолья ничего не знают… Покер с Джонни до шести утра…»

Украсьте залы ветвями остролиста…

Она была так прекрасна, что у него заболело сердце. Ее кожа была фарфором сливочного цвета, и она надела юбку-карандаш цвета слоновой кости, кремовые чулки и кремовый кашемировый свитер в обтяжку, с высоким воротом. Ее золотые волосы падали назад, нежные и мягкие. Татьяна, пожалуй, оставалась единственной женщиной в Соединенных Штатах, чьи волосы были по-прежнему длинными, не завитыми и не обрызганными лаком. От нее пахло мускусом, и корицей, и жженым сахаром – из-за печенья, которое она пекла, – а ее губы поблескивали.

Это время веселья…

Александр воображал кремовую нежную кожу над тонкими чулками. Сегодня, вопреки всему, о чем они говорили, – вопреки всему, – когда они остановились перед светофором, он просунул забинтованную руку под ее юбку и скользнул до местечка между чулками и поясом, чтобы кончиками пальцев коснуться восхитительной частицы ее бедра. Ее кожа была холодной. Они ехали в его грузовике. Татьяна и Энтони вместе устроились на пассажирском сиденье. Татьяна хотела пропустить его вперед, когда они садились, но мальчик возразил, что ни за что не сядет в какую угодно машину прежде матери: «Ты первая, мама, как всегда». И теперь она сидела рядом с Александром, неподвижная, как глыба льда. И столько всего пробудилось в груди Александра, что ему пришлось убрать руку.

Они ехали в молчании.

– Как я выгляжу? – спросила Татьяна.

Они ехали на вечеринку к Шеннону и Аманде. Весь сезон был полон такими событиями – веселыми приемами, что следовали один за другим. Александр гадал, будет ли там Джонни; Джонни был ему нужен для оправдания вероломства. Александр не смог до него дозвониться в течение дня. Он думал, был ли некий смысл в том, чтобы сохранить целомудрие своего грузовика. Послушай, я не мог позволить какой-то шлюхе сидеть в моем грузовике, в нем я вожу свою семью вечерами, вот как сегодня, это ведь правильно, да? Сохранять верность грузовика? Потому что ты ведь этого хочешь?

– Хорошо, – ответил он наконец, неловко держа руль.

– Не слушай папу! – заявил Энтони. – Он никогда не находит нужных слов. Ты будешь самой красивой мамой на вечеринке.

– Спасибо, сынок.

Александр вдруг заговорил:

– Энтони, я хочу тебе кое-что сказать. В сорок первом, когда я познакомился с твоей мамой, ей шел семнадцатый год, и она работала на заводе имени Кирова, самом большом военном заводе в Советском Союзе. Знаешь, что она тогда носила? Ужасную коричневую шерстяную кофту своей бабушки. Кофта была изношенной и залатанной и на два размера больше, чем нужно. И хотя был июнь, на ней была огромная черная юбка ее сестры, из колючей шерсти. Юбка висела до лодыжек. А слишком большие черные хлопковые чулки сползали на темные рабочие ботинки. Руки у нее почернели, отмыть их было невозможно. И пахло от нее бензином и нитроцеллюлозой, потому что она целыми днями делала бомбы и огнеметы. А я все равно приходил каждый день, чтобы проводить ее домой.

Энтони засмеялся:

– Ну, ты тогда был без ума от мамы, но не думаю, чтобы тебе захотелось и теперь увидеть ее в сползающих черных чулках и чтобы от нее пахло нитроцеллюлозой, а, пап?

– Я хочу сказать, что это не имеет значения, сынок.

Татьяна обхватила себя руками и смотрела прямо вперед.

Энтони внезапно всмотрелся в мать, бросил взгляд на отца – и отвернулся. Они замолчали. Александр сосредоточился на дороге. А что еще оставалось?

Тра-ла-лаааа.

В доме Шеннона и Аманды Татьяна сразу отправилась на кухню, чтобы помочь женщинам, выносившим подносы с едой, винные бокалы, маленькие закуски. Там раздались шумные охи и ахи в адрес стоической жены, вытаскивавшей шипы из ладоней мужа.

– Руки сплошь изранены? – спросил Шеннон. – Абсолютно в клочья? Джонни, иди сюда, посмотри, что с нашим Александром! Ох черт, да он несколько недель не сможет удержать стакан с пивом!

– Да ладно, – возразил Джонни, усмехаясь. – Уж так и стакан с пивом? А что он будет делать вечером в пятницу?

Александр, как раз в этот момент державший стакан с пивом, промолчал. Джонни повернулся к Татьяне.

– Э-э-э… Как дела, миссис Баррингтон? – спросил он с важной серьезностью. – Могу я заметить, что вы сегодня выглядите в особенности замечательно?

Джонни всегда был до скуки любезен, разговаривая с