Американка - Хэдди Гудрич

беседку, которая казалась гигантской клеткой для экзотических птиц. Эти признаки старины меня утешали, как вчера улица виа Рома с ее лавочками пасты. Мне казалось, что я на каникулах в Колле-ди-Тора, стою на берегу озера, при этом все расходы за мои каникулы оплачивает Церковь, к которой я принадлежала лишь формально. Мне казалось, что я тут проездом. Словно вошла в кинозал на середине фильма, и перед моими глазами мелькают кадры, но я не понимаю их смысла, происходящее не захватывает меня по-настоящему. Как будто я была не главным действующим лицом своей жизни, а сторонним наблюдателем. Но стоило мне услышать визг тормозов или ругательство, увидеть мусор на пляже, надписи на мраморной лестнице беседки, как иллюзия рассеивалась и я вспоминала, что Анита ждет нас дома.

Поговорив со знакомыми, Умберто под руку повел меня мимо яхт-клуба. Это был последний отрезок набережной, людей становилось все меньше. Даже детские аттракционы опустели.

— Пойдем, — сказал Умберто, — уже почти время обеда.

— Уже? — В этот момент я заметила какие-то древние постройки, которые меня заинтересовали. Дома тянулись вдоль берега, но сверху их постепенно придавливала гора, а снизу подпирало море. Вдалеке дома становились все беднее и меньше, они сливались в одно целое, в конце концов превращаясь в точку, в которой город, как палец, разрывал поверхностное натяжение морской воды. — Вон там исторический центр?

Умберто посмотрел на меня так, словно узнал мой секрет и хотел сказать, что вся эта древность не принесет мне никакого утешения.

— Там не на что смотреть. Только лишь убогие дома, в которых невозможно жить, и невежи, которые не хотят оттуда съезжать. Там зона обвалов. Пошли, а то мама будет волноваться.

У моего приемного брата были длинные ноги, и когда он хотел, он ими отлично пользовался. Мне пришлось бежать за Умберто, чтобы не отстать. На обратном пути мы остановились только раз, чтобы купить помидоры, базилик, хлеб и моцареллу в крошечном супермаркете.

— Моцарелла из молока буйволов, — уточнил Умберто.

— А такое бывает?

Умберто хитро улыбнулся и тихо сказал:

— Есть и буйвол-самец, и буйволица-самка, между ними существует фундаментальная разница. Вот проучишься несколько месяцев в классическом лицее, и сама во всем разберешься.

* * *

Дверь в спальню Аниты была все еще закрыта. Умберто вернул телефонную трубку на рычаг. Потом я помогла ему приготовить капрезе и томатный соус, который он варил с детства с бабушкой по маминой линии. Именно бабушка научила Умберто готовить вкусную полезную еду, используя немногочисленные продукты под рукой. Например, так называемую «пиццу» из вчерашнего хлеба. Нас перебил звонкий голос Риккардо, который только что пришел:

— Сегодня готовишь ты? Мама пошла на море? — Видно, что Риккардо был не в курсе последних событий.

— Так ты еще ничего не знаешь? — набросился на брата Умберто.

Вскоре пришла и Анита, но показалась она не из спальни. Она ходила выгуливать Салли. Анита с собакой спустились на улицу на лифте, потому что Салли трудно было ходить по лестнице. Анита была полностью одета, но не накрашена, даже лак на ногтях отсутствовал. Глаза у нее выглядели припухшими, а значит, в наше отсутствие Анита позволила себе выплакаться, свободно и до опустошения. Она села за стол с видом усталого человека, который долго куда-то бежал, потом остановился и уставился взглядом в пространство. Но слезы не ослабили ее, как опасался Умберто, они принесли ей спокойствие. Хорошо, что мы ушли гулять.

Несмотря на старания старшего сына, Анита едва притронулась к еде. У нее не было желания ни есть, ни ссориться. За послеобеденной сигаретой она начала допрашивать Рикки, почему тот не обедал у Федерики, у «свекров», как Анита их называла. Она высказалась по поводу моцареллы, которую купил Умберто. Наверное, чтобы обрубить на корню затеянную им речь о зависимости от никотина и человеческих слабостях.

— Почему ты не купил моцареллу фьор ди латте из Агеролы? — Анита выпустила дым в сторону открытой балконной двери. — Она не такая жирная.

— Это для Фриды, — ответил Умберто. — Она должна научиться выбирать качественные продукты.

— Но эта моцарелла из Казерты. Лучше дать Фриде попробовать блюда, которые производят у нас в горах Латтари: боккончини, треччине…

— Я что-то не понял, Фрида должна стать специалистом по моцарелле? — встрял Рикки. — Дайте спокойно поесть несчастной. Разве не видите, что ей нужно поправиться?

Мне было несколько неприятно, когда они говорили обо мне, будто меня здесь нет. Это выглядело, словно они собрались специально, чтобы обсудить мое здоровье и знания. Еще я почувствовала себя маленькой девочкой. Вдруг что-то укусило меня за ногу, и я вскрикнула.

Я заглянула под стол и увидела черепаху размером с мой шлепанец. Все рассмеялись, и Анита громче всех, буквально взорвавшись радостью, граничащей с истерикой.

— Так ты еще не знакома с Перлой? — спросил Умберто.

— Нет.

— Летом она живет на балконе, а зимой в кладовке, и, как видишь, она обожает обувь.

И правда, черепаха пыталась жевать мой тапок. Я чувствовала, как ее острый клюв яростно кусал деревянную подошву. У Перлы были выпученные узкие глаза, которые казались семечками черного кунжута. Ее морщинистая кожа собралась складками, словно была ей велика.

— Видишь шрам? — Умберто указал пальцем на трещину поперек панциря черепахи. Как будто кто-то хотел распилить ее пополам. Может, кому-то, как и мне, тоже не очень понравилось это животное со старомодным и совершенно не подходящим ей женственным именем? Черепаха в порыве лесбийской любви попыталась залезть на мой тапок. — Однажды, много лет назад Перла каким-то образом протиснулась сквозь решетку балкона и упала.

— От удара ее панцирь раскололся, как арбуз! — перебил брата Рикки. — Мадонна, как синьора Ассунта тогда взбесилась.

— Да, это тебе не упавшие с балкона трусы! — Анита вытерла слезы и снова залилась истерическим хохотом. Еще немного, и я начала бы всерьез за нее беспокоиться.

— Мы думали, Перла умерла, — продолжил Умберто. — Но в итоге мы просто склеили панцирь, и все.

Я была впечатлена непреодолимой тягой черепахи к моим шлепанцам, но еще больше — засохшими жемчужинками клея вдоль трещины на панцире. А особенно тем, что после такого падения под панцирем черепахи все еще пульсировала живая плоть.

— Она тоже смогла выжить, — Анита вдруг снова стала серьезной. — Иди-иди, ешь свой салат! — Она подтолкнула Перлу ногой, и та, словно шайба, заскользила по белому полу. Потом Анита повернулась ко мне. — Теперь ты познакомилась со всей своей новой семьей.

Опять зазвонил телефон, и я почувствовала пустоту в животе. Мы молча переглянулись, и Рикки пошел в коридор, чтобы ответить на звонок. Какой-то мужчина захотел поговорить с Анитой,