Сон наяву - Рада Теплинская

нуждающейся в поддержке. Она чувствует себя одинокой и потерянной, словно лодка без руля и ветрил в бурном океане. Вот увидишь, мы поможем тебе, а ты — Антониете. Моя жена очень нуждается в близкой подруге, в родственной душе, а когда родится ребёнок, ей понадобится помощь, чтобы ухаживать за ним. Она будет рада разделить с тобой радость материнства, разделить свои переживания и тревоги. Поверь мне, дитя моё, теперь все твои беды позади. Теперь тебе больше никогда не придётся беспокоиться о пропитании и крыше над головой. Больше никаких унижений, никакого страха. Мы позаботимся о тебе. Устроить твою жизнь — самая заветная мечта Мэтью, и раз его, к сожалению, больше нет в живых, я с радостью заменю тебе отца. Я буду твоей опорой, твоим защитником, твоим наставником. Хватит плакать, вытри слёзы. Он достал из кармана белоснежный, накрахмаленный платок и протянул его Эмили, словно предлагая ей символ новой жизни, символ чистоты и надежды, свободной от горестей и лишений.

Но как бы Роман Агилар ни старался успокоить племянницу ласковыми словами и утешительными обещаниями, после каждого проявления его участия и доброты Эмили рыдала ещё громче. Его внезапная доброта, словно неожиданный луч солнца, пробившийся сквозь густую листву тёмного, непроходимого леса, вызвала у неё мощную волну осознания того, что ей больше не нужно бороться в одиночку, что она больше не одна в этом жестоком, несправедливом мире. Она никак не могла поверить в своё счастье, в то, что её одиночеству, длившемуся целую вечность, наконец-то пришёл конец, что теперь ей больше не придётся в одиночку противостоять жизненным бурям и невзгодам, что у неё появился шанс на новую, лучшую жизнь. Её сердце наполнилось робкой надеждой, слабой, как первый росток, пробивающийся сквозь толщу земли, но всё же надеждой. В конце концов, собрав остатки воли в кулак, она всё же взяла себя в руки и вытерла глаза. Ее ресницы слиплись от засохших слез, веки покраснели и немного припухли от долгого плача. На лице остался отпечаток пережитой боли и страданий, как шрамы от старых ран, напоминающие о прошлом.

— Простите меня, вообще-то я редко плачу, — пробормотала она, шмыгнув носом и пытаясь унять дрожь в голосе, который всё ещё звучал прерывисто и неуверенно, выдавая её смятение. Ей было неловко за свою слабость, за проявление столь бурных эмоций, но в то же время она чувствовала облегчение от того, что наконец-то позволила себе выплеснуть накопившиеся эмоции, сбросить с себя этот непосильный груз.

Роман тепло улыбнулся и ласково потрепал племянницу по плечу, словно желая подбодрить ее и сказать, что все действительно будет хорошо, что ее ждет светлое будущее. В его взгляде читались нежность, сочувствие и неподдельная забота, как в глазах любящего отца, готового защитить свою дочь от всех бед и несчастий.

22

— Не извиняйся, Эмили. Последние месяцы были непростыми. На тебя свалилось столько забот и испытаний, столько боли и разочарований, что слёзы — вполне естественная и понятная реакция. Но запомни: теперь все твои тревоги и невзгоды в прошлом, остались позади, как кошмарный сон. Поэтому, пожалуйста, перестань плакать и улыбнись мне. Давай посмотрим на твою новую жизнь с оптимизмом и предвкушением! Ведь впереди тебя ждёт светлое будущее, полное возможностей и надежд, полное радости и счастья. Позволь себе быть счастливой, Эмили. Ты этого заслуживаешь. Позволь себе забыть прошлое и открыть сердце для новых чувств, для новых впечатлений. Позволь себе жить.

Эмили стояла на заднем дворе убогой гостиницы, промокшая до нитки, но словно не замечавшая этого. Холодный моросящий дождь, проникая сквозь тонкое выцветшее платье, неприятно липкой влагой оседал на коже, заставляя темные пряди волос прилипать к щекам и шее, но она была слишком поглощена благодарностью и обжигающим облегчением, чтобы обращать на это внимание. Годы, полные лишений и страха, словно отступили, оставив место едва различимой надежде.

Губы Эмили дрогнули в робкой улыбке, словно у только что распустившегося бутона, хрупкой и неуверенной, но полной скрытого тепла. Ее изумрудные глаза, обычно живые и искрящиеся энергией, сейчас светились особенно ярко, словно два драгоценных камня, отражая отблески редких солнечных лучей, пробивающихся сквозь пелену серых туч. Веер густых черных ресниц, обрамляющих глаза, едва заметно прикрывал этот внутренний свет. На кончиках ресниц поблескивали крошечные слезинки — сложная смесь нахлынувших чувств, облегчения, страха и, конечно же, моросящего дождя, создающая хрупкое, трогательное впечатление. Она смотрела на дядю с благодарностью, которую невозможно было выразить словами, с благодарностью за спасение от неминуемой участи, за шанс на новую жизнь, о которой она даже не смела мечтать.

- Вы очень добры ко мне, – тихо проговорила она, стараясь, чтобы голос не дрожал от предательского волнения. Ей хотелось казаться сильной и уверенной, чтобы дядя не усомнился в правильности своего решения, чтобы он не увидел в ней сломленную и испуганную девочку. - Я с удовольствием присмотрю за вашим ребёнком. Честное слово, я никогда не стану вам обузой. Я буду стараться изо всех сил». В ее словах звучали искренность и решимость, готовность отплатить за оказанную милость всем своим усердием. «Вот увидите, вам никогда не придется раскаиваться в своей щедрости и доброте.

Она знала, что это ее шанс, ее единственная возможность вырваться из цепких когтей нищеты и безысходности, преследовавших ее семью из поколения в поколение, как проклятие.

- Я в этом нисколько не сомневаюсь, дитя моё, — ответил дядя с мягкой улыбкой, в которой читалась отцовская забота, давно забытая Эмили. В его глазах было тепло и сочувствие, словно он видел сквозь её показную уверенность её истинное состояние. Его слова согрели её изнутри, как глоток горячего чая в зимний день, заставив поверить в лучшее, в возможность счастья. - А теперь пойдём. Дождь ещё не закончился, так что давай поскорее спрячемся в доме. Уверен, ты продрогла до костей.

Он слегка коснулся ее руки, осторожно, словно боясь сломать хрупкую бабочку.

Только сейчас Эмили осознала, что они с дядей стоят и мокнут под дождём. Задумавшись, утонув в вихре эмоций, она совершенно забыла о непогоде. Холодные капли стекали по её волосам и щекам, заставляя её невольно ёжиться. Она почувствовала себя неловко, осознав, что заставила уважаемого дядю промокнуть из-за своей рассеянности, из-за своей эгоистичной поглощённости собственными переживаниями. Чувство вины кольнуло её, словно ледяной иглой.

- О, сэр, простите меня! – смущённо улыбнулась девушка, чувствуя, как краска стыда заливает её лицо. Она попыталась вытереть мокрые волосы рукавом своего