Сон наяву - Рада Теплинская

Не обращая внимания на моросящий осенний дождь, наполнивший воздух сыростью и запахом прелой листвы, она искала спасения в работе, в физическом труде, способном заглушить нарастающее чувство тревоги и страха. Выйдя из кухни, она схватила тяжёлое ведро, доверху наполненное помоями, объедками и прочим мусором со стола Грантов, стоявшее на покосившемся заднем крыльце, едва державшемся на полусгнивших досках. Согнувшись под его тяжестью, она потащила его к грязному свинарнику, от которого исходил характерный зловонный запах, проникавший глубоко в ноздри и оседавший на языке неприятным привкусом. Вонь была такой сильной, что она невольно поморщилась, отвернулась, но продолжала идти, цепляясь за ручку ведра, как за спасательный круг, как за единственную надежду избавиться от терзающих её мыслей. Ей казалось, что физическая работа, тяжелый труд — единственный способ отвлечься от навязчивых мыслей о взгляде Нейта, о том, что он видит в ней, о той опасности, которую она смутно ощущала, как надвигающуюся грозу.

Миловидной и худенькой Эмили едва исполнилось семнадцать лет. Она прислуживала в доме Олсинов, а теперь здесь, у Грантов, выполняла самую грязную и тяжёлую работу в обмен на кров и скудное пропитание, на возможность не ночевать под открытым небом и не умирать с голоду. Но, несмотря на юный возраст и тяжёлые условия жизни, благодаря прямой осанке и стройной фигурке, точёной, как статуэтка, она казалась гораздо выше и взрослее, чем была на самом деле. Свои длинные, густые каштановые волосы, отливающие золотом на солнце, она в тот день, как обычно, тщательно заплела в две тугие, аккуратные косы и уложила высокой короной вокруг головы, словно возводя над собой защитный барьер, придавая своему простому облику нотку благородства. Возможно, это был ее способ сохранить достоинство в этом грязном и грубом мире, способ напомнить себе, что она — не просто инструмент, не просто прислуга, а личность. Хотя на Эмили было старое выцветшее зелёное платье, перешитое, наверное, не один раз и явно не по фигуре, мешковатое и лишённое всякой привлекательности, она выглядела в нём на удивление элегантно и грациозно — даже с тяжёлым ведром помоев в руках, контрастировавшим с её изящным видом. Она казалась хрупким, нежным цветком, отчаянно пробившимся сквозь суровую каменистую землю и чудом сохранившим свою красоту вопреки всем обстоятельствам. И этот цветок, казалось, привлёк внимание грубого и сильного Нейта Гранта, словно он неожиданно обнаружил его посреди выжженного поля, поражённый его нежностью и несоответствием окружающей действительности.

Эмили, обхватив ведро с помоями обеими руками, спотыкаясь о неровности двора, чувствовала на себе пристальный взгляд. Он не исчез, когда она вышла из кухни. Она чувствовала его, прожигающий спину, словно к ней приклеилась тень Нейта. Она попыталась дышать ровно, отгоняя от себя мысли о том, что он прямо сейчас стоит и смотрит ей вслед из окна, оценивая её фигуру, как кусок мяса на рынке.

Путь к свинарнику казался бесконечно долгим. Каждый шаг давался с трудом не только из-за тяжести ведра, но и из-за тяжести этого взгляда, словно он придавливал её к земле. Она представляла себе Нейта. Высокого, широкоплечего, с загорелым лицом, обветренным от постоянной работы на земле. Его руки, сильные и мозолистые, могли быть как ласковыми, так и грубыми. И именно эта потенциальная грубость пугала Эмили больше всего.

Добравшись до свинарника, она с силой выплеснула содержимое ведра в грязную жижу, от которой поднялось облако мух. Хрюканье свиней, до этого заглушённое её внутренним смятением, теперь оглушительно резало слух. Она отбросила ведро и прислонилась спиной к деревянной стене свинарника, тяжело дыша. Вонь, которая обычно вызывала у неё лишь мимолетное отвращение, теперь казалась спасением. Лучше вонь, чем взгляд Нейта.

Она закрыла глаза и попыталась успокоить бешено колотящееся сердце. Чего он от неё хочет? Почему он смотрит на неё так, будто видит впервые? Она всегда была невидимкой, бессловесной тенью в доме. Но в последние недели всё изменилось. Она чувствовала перемену в его отношении, в остроте его взгляда.

20

Она вспомнила, как на прошлой неделе, когда она стирала белье на реке, он подошел к ней под предлогом починки ограды. Он стоял слишком близко, его тень накрыла ее, и она чувствовала тепло его тела, несмотря на прохладный ветер. Тогда она испытала тот же страх, то же липкое чувство тревоги, что и сейчас. Она быстро закончила стирку и убежала, не сказав ни слова.

Эмили открыла глаза и посмотрела на свои руки, красные и загрубевшие от работы. Это были руки служанки, руки крестьянки. Чем она могла привлечь внимание Нейта? Она не была красивой, не была образованной, у неё не было ничего, кроме тела, которое работало на Грантов от зари до зари.

Страх усилился. Она поняла, что именно в этом и заключалась ее привлекательность для Нейта: в ее беззащитности, в ее уязвимости. Она была легкой добычей, и это делало ее желанной. И это открытие заставило ее похолодеть, как будто на нее вылили ведро ледяной воды.

В ее глазах вспыхнула решимость. Она не позволит ему. Она не станет жертвой. Она найдет способ защитить себя, даже если это будет означать побег из дома Грантов, даже если это будет означать ночевку под открытым небом. Она лучше умрет с голоду, чем станет игрушкой в руках Нейта. Она была хрупким цветком, да, но у этого цветка были шипы. И она их покажет.

Вне всяких сомнений, джентльмен, только что подъехавший к пансиону «Забвение» и приказавший конюху поставить его великолепную гнедую кобылу в конюшню, расположенную в неприятной близости от зловонного свинарника, сразу же обратил внимание на изящную девушку в поношенном, но всё ещё сохраняющем остатки былой элегантности зелёном платье. Её движения были скованы тяжёлой работой, но в них всё ещё угадывалась грация, присущая благородному происхождению. Его взгляд задержался на ее хрупкой фигуре, контрастирующей с грубой обстановкой пансиона. Выйдя из конюшни, стряхнув с рукавов невидимую пыль и бросив беглый взгляд на нависшие серые тучи, словно оценивая предстоящую непогоду, он остановился и стал наблюдать за ней, прислонившись к шершавой стене амбара. Его лицо оставалось невозмутимым, но в глазах читался неподдельный интерес, смешанный с грустью.

Эмили, с трудом удерживая тяжесть наполненного помоями ведра, словно штангист, готовящийся к решающему подъёму, замерла, собираясь с силами. Она чувствовала, как от напряжения дрожат ноги, как болит спина, привыкшая к непосильному труду. После нескольких попыток она наконец с