Ночной скандал - Аннабел Брайант

безуспешными. Его объятие было крепким. Одной рукой он обнимал ее затылок, поглаживая пальцами кожу, другой обхватил поясницу, крепче прижимая к себе, в то время как его губы прикасались и пробовали на вкус жадным, настойчивым поцелуем.

Язык скользнул меж ее губ, и она ахнула, чуть отодвинувшись, чтобы взглянуть ему в глаза. Он это нарочно? Силы его пристального взгляда было достаточно, чтобы в ее теле родилась жаркая волна. Значит, нарочно.

Теодосия понимала естественный ход событий и прочла бесчисленные тома по физиологии и анатомии. Но когда она умоляла мозг вспомнить все, что ей было известно о совокуплении, бесполезный орган подсовывал лишь звенящее ощущении тревоги где-то в животе.

— Прекратите думать, Книжница. — Он снова прильнул к ее губам, и слова вышли несколько невнятными. Поцелуй повторился.

Ее пальцы вцепились в ворот его сюртука. Но Теодосия вняла его просьбе и подчинилась. Кровь глухо забилась в ее жилах — она чуть-чуть раздвинула губы. Его язык прошелся по ее губам, раздвинул их и скользнул внутрь прежде, чем она успела возразить, хотя только глупец стал бы противиться этому роскошному пиршеству ощущений, которое оказалось просто божественным.

В ее груди расцвело нечто… неужели она может назвать это радостью? Ее ладони скользнули по его груди и обняли плечи — твердые бицепсы под тканью рукавов, слишком широкие, чтобы она могла их обнять, но она не сдавалась, исследуя восхитительное явление — их гибкость и движение. Каким твердым было его тело. И каким совершенным.

«Что за черт. Я чертовски ее хочу».

Уиттингем даже переменил позу из опасения, что Теодосия заметит, в какое возбужденное состояние привел его один-единственный поцелуй. Нечто такое, нечто непостижимое и драгоценное влекло его к этой девушке с неодолимой силой. Ему хотелось защитить ее, залечить ее раны и разрешить все ее проблемы. Однако это просто смешно! Он ее почти не знает — знаком с нею всего день.

Когда она открыла рот, и он проник в пределы этих губ, сладких как мед, ее наивное любопытство и отчаянная смелость нанесли ему коварный удар. Он не знал, как будет выпутываться позже, однако пугать ее, предъявляя доказательство своего пыла сейчас, никоим образом не собирался.

Ее ладонь лежала на его плече; другая рука погладила щеку, пальцы осторожно трогали отросшую щетину. Эта невинная любознательность лишь усугубила назревающую проблему, однако отпустить Теодосию Мэтью не мог. Не сейчас. Большим пальцем он приподнял ее подбородок, продлевая наслаждение. Она даже заерзала нетерпеливо, прижимаясь к нему. Но ведь он же не первый мужчина, которого она целует? Как насчет того графа Киркмена?

Мысль о том, что другой мужчина целовал Теодосию так, как он сейчас, вызвала в нем вспышку гнева такой силы, что его удовольствие раскололось надвое. И он оторвался от ее губ с гулко бьющимся сердцем — стук отдавался у него в ушах — и вынужденно рассмеялся. Смех вышел хриплым. Почему во время поцелуя он не запретил себе думать?

Понадобилась долгая минута на то, чтобы прийти в себя. Теодосия тоже с большой неохотой отняла руки от его плеч.

— Это было довольно-таки… — заговорила она тихо, опустив глаза, будто в поисках нужного слова.

— Чудесно, — подсказал он тихо и мрачно, но она чуть покачала головой.

— Неожиданно. — Она подняла взгляд, и на ее губах появилась едва заметная улыбка.

— Действительно, — пробормотал он.

Больше они не сказали ничего, на несколько мгновений затаив дыхание. Потом он склонился к ее уху и нарушил тишину, прошептав:

— Вы целуетесь так же замечательно, как выглядите, и это абсолютная правда.

Смутившись, Теодосия отстранилась от него и принялась растирать себе руки, будто ей стало зябко.

— Благодарю вас. — Она изучала его, и глаза ее в полумраке были прозрачны как стекло. Ей явно хотелось сменить тему. Она набралась смелости: — Почему мы шепчем? Время за полночь, никто не услышит.

Мэтью смотрел на нее, и по его лицу расползалась медленная улыбка.

— Полагаю, это главное правило поведения в библиотеке, — ответил он шепотом.

Она улыбнулась в ответ.

— Мне лучше подняться к себе.

Теперь ее голос звучал как обычно, будто она была готова оставить их интерлюдию в прошлом, как очередной пережитый опыт. Сам же Мэтью знал, что никогда не забудет этот вечер — он и наслаждался, и забавлялся от души.

Он отшагнул от книжного шкафа и нагнулся, чтобы поднять трость.

— Да. Вам пора.

— Доброй ночи, Мэтью.

Сегодня вечером ему почему-то не хотелось услышать эти слова, но по-другому ведь никак?

— Тогда до завтра, Теодосия. Я покажу вам свои расчеты, если вы покажете мне ваши.

Она оценила юмор, и он был удостоен еще одной мимолетной улыбки.

— Значит, до завтра.

И сразу же вышла, а он, как только она скрылась из виду, тяжело привалился к книжному шкафу, хотя нога сегодня вела себя гораздо приличнее и опора ему не требовалась.

На следующее утро спальню Теодосии затопило бесцеремонное солнце, и она изумленно распахнула глаза навстречу новому дню, хотя, если честно, почти не спала. Когда она забралась под одеяло, ее сердце стучало как бешеное — она снова переживала сцену в библиотеке, не спеша воскрешая в памяти слова Мэтью, ощущение его губ на своих губах и анализируя весь спектр эмоций, которые он в ней пробудил. После чего ей опять-таки не спалось, потому что перебирала в уме множество вопросов, на которые не знала ответа. А если она и спала, то урывками, просыпаясь от слишком живых снов.

Поэтому, когда Дора вошла с завтраком и сообщением, что дедушка чувствует себя хорошо, однако желает провести утро у себя в спальне, Теодосия не стала долго ломать голову. Напротив, заинтригованная сладкими замираниями сердца, которое и не думало успокаиваться, она съела яйца всмятку и жареный хлебец, допила чай и принялась обдумывать распорядок грядущего дня, предвкушая время, которое проведет в обществе лорда Уиттингема. «Мэтью». Она надела лучшее свое дневное платье — зеленое, как мята, отделанное зубчатым кружевом. Разумеется, в складках юбки прятались несколько карманов, поскольку сегодняшний распорядок предусматривал остановку в оранжерее, чтобы проведать животных.

Теперь же, сидя за туалетным столиком, пока горничная сплетала и укладывала длинные косы из ее волос, она могла подумать об обоих графах, обитающих по другую сторону холла.

— Значит, Дора, дедушка чувствует себя хорошо?

— Да, миледи. В полнешеньком здравии. Миссис Мэвис велела кухарке приготовить его любимый завтрак, и он был очень ласков с лакеем, который принес еду. — Дора закрепила косы и принялась втыкать в прическу жемчужные булавки. — Его светлость заметил, что желает произвести некоторую перестановку.

— Да,