Ночной скандал - Аннабел Брайант

потому, что он гость дома? «Хромой гость». Замечательная возможность испытать свои навыки в области фармацевтики. Такие мысли атаковали его мозг, но отражались щитом здравого смысла. К тому времени, как он преодолел путаницу мыслей и заставленного горшками пространства, Теодосия уже успела Змейпира покормить и вернуть в пределы временного убежища.

— Большинство наших дам упали бы в обморок при одном упоминании о змеях, не говоря уж о том, чтобы носить змею в качестве украшения. — Мэтью встал рядом с ней, а она наклонилась над следующей банкой.

— В обморок я не упаду. — Теодосия снова рассмеялась, и ему захотелось рассмеяться в ответ. — Не могу даже представить уважительную причину, чтобы лишиться чувств. — Она сняла крышку со стеклянной банки, стоящей на низком деревянном столике. — Идите сюда! — махнула ему рукой. — Можете еще кое с кем познакомиться. Это Исаак Тритон. У него только три лапы. — Она указала на ящерицу кофейного цвета. — Самый важный житель моего зверинца может свободно бегать по дому.

— Осмелюсь угадать, кто бы это мог быть? — Он тяжело вздохнул. — Сэр Томас Кротмор? Сэр Фрэнсис Кряк? Нахожу, что фантазия у меня гораздо беднее вашей. — А затем, вопреки здравому смыслу, Мэтью задал вопрос, который давно прожигал дыру в его мозгу: — И это ваши единственные друзья? Неужели у вас нет каких-нибудь знакомых?

Он задел больное место, и от былой веселости не осталось и следа. Теодосия растерянно захлопала ресницами, тонкие брови сошлись над прекрасными серыми глазами. Но она была отважна, как солдат, и быстро овладела собой, готовая дать ответ.

— В летние месяцы у нас в Оксфордшире начинается сезон светских развлечений. Мы с дедушкой часто выезжаем, и деревенские к нам очень добры.

Уиттингем не стал уточнять, какая печальная реальность скрывается за ее словами. Теодосия была красивой женщиной, полной жизненной силы — и, черт возьми, слишком умной, — чтобы пропадать в провинциальной глуши. Что это за существование? Неужели она не понимает, какой увлекательной была бы ее жизнь в городе? Он бы задохнулся от скуки, его ум и научные занятия не получали бы подпитки в отсутствие стимула. Неудивительно, что бедняжка расписывает свой день и работу по часам и дружит с попавшими в беду животными. Господи, она даже давала им имена!

— Приезжайте в Лондон. — Слова вырвались прежде, чем он успел придержать язык. Предложение само по себе было неприличным, к тому же по возвращении его ждал спутанный клубок собственных забот. Однако слова вырвались и зажили своей жизнью, прозвучав скорее как приказание, нежели просьба.

— Что? — Теодосия засмеялась, и такой счастливой он видел ее впервые за день. Его охватило огромное облегчение. Почему? Почему так? «Неважно почему». Мысль ей явно понравилась. — Я не поеду в Лондон. — Она провела пальцем по опушенному листу растущего в горшке растения таволги. — Мне казалось, это было решено, когда дедушка попытался принять ваше предложение. Лондон — последнее место, куда мне захочется поехать.

Он рассматривал ее лицо в надежде увидеть малейший намек на эмоцию, чтобы понять ее чувства. Напрасно.

— Просто подумалось.

Уиттингем побрел по проходу к лимонным деревцам. Он сделал ошибку куда более грубую, чем в сегодняшних математических расчетах. О чем он только думал…

«Я вообще не думал».

В этом все дело! Ему нужно вернуться домой, пересмотреть свои цели и забыть об этой неожиданной аномалии.

Каблук зацепился за край мощенной плиткой дорожки, и этого было достаточно, чтобы в ноге взорвалась тупая боль.

— Давайте пойдем в аптекарскую. Интересно, что за зелья вы там стряпаете. — По крайней мере, он может предложить ей увлекательную беседу. В этом ему не было равных. Как не было и сомнений.

Теперь Теодосия следовала за Мэтью, который целенаправленно шагал по коридору. Ее мысли неслись вскачь. Зачем он пригласил ее в Лондон? Учитывая, какую сцену устроил за обедом дедушка, Мэтью должен бы был понимать, насколько деликатно ее положение. Она не могла бросить деда в Оксфордшире, но и взять его с собой не могла. Такой возможности препятствовали и погода, и долгий переезд, и нынешнее состояние его рассудка. Да и в любом случае, к чему это? Лондон не дал бы ей ничего, кроме мучительных воспоминаний, а Теодосии не свойственно добровольно бросаться в объятия прошлого.

Они подошли к двери аптекарской. Щелкнул замок, и они оказались внутри. Теодосия зажгла несколько ламп и поворошила угли в камине. Ярко вспыхнул огонь, освещая и согревая помещение.

— Вы избегали отвечать на мой вопрос много раз — и не сосчитать, поэтому я спрошу снова. Как такая женщина, как вы, может заинтересоваться ботаникой? — Уиттингем подошел к рабочему столу, у которого Теодосия уже растирала в ступке ароматические травы, и встал рядом.

— Такая женщина, как я? — Она стрельнула глазами в его сторону, прежде чем снова сосредоточиться на работе.

— Молодая. Красивая. Кстати, сколько вам лет?

— Двадцать четыре. — Пестик тихо постукивал о мрамор ступки. — А вам?

— Я пятью годами старше вас.

— Ботаника — это одна из наук, которой я могла заниматься вместе с дедушкой, потому что в этой области для него оставалось немало неизученного. — Она добавила к имбирю плавленый пчелиный воск и тщательно размешала. — Такую имбирную смесь мог бы изготовить для вас любой травник. — Оглянувшись на него через плечо, Теодосия протянула руку к высокой полке, чтобы взять бутылку с жидкостью белого цвета. Ее пальцы скользнули по стеклу, и бутылка сдвинулась вглубь полки.

— Погодите. Позвольте мне. — Он подошел и встал сзади. — Это меньшее, что я могу для вас сделать, после того как вы взяли на себя труд ради меня.

Он протянул руку над ее головой, и она содрогнулась, отчаянно желая отодвинуться от него подальше. Но он стоял слишком близко, невольно заключив ее в ловушку. Так они стояли минуту, подбородок к носу, прежде чем он заговорил.

— Простите, — тихо обронил он, в спешке задевая рукавом пучок лаванды, свисавший с верхней полки шкафчика. Ливень крошечных лиловых бутонов, воздушных и невесомых, точно одуванчиковый пух, посыпался им на головы.

— Придется вам все-таки благоухать как дама, — колко заметила Теодосия.

От его пристального взгляда пульс ее пустился вскачь. Уиттингем вдруг отступил назад.

— Позвольте. — Протянув руку, она стряхнула несколько цветочков лаванды с его волос — сначала осторожно. Потом ее пальцы погладили отросшие длинные пряди — нежное прикосновение, куда там бальзаму или эликсиру. Не совсем приличный жест, но она наслаждалась им целое быстротечное мгновение.

— Благодарю вас. — Он сглотнул, ставя бутылку на рабочий стол. — Вы позволите? — В ее волосах тоже застряла лаванда.

— Не нужно. Позже я хорошенько расчешу волосы. А