Ночной скандал - Аннабел Брайант

этот день? Весьма вероятно, что завтра он уедет. Если не завтра, так послезавтра. Если Мэтью удастся скрасить ее повседневность за то время, что они проведут вместе, после его отъезда у нее останутся приятные воспоминания. Он не потратит особых усилий на это и будет рад исполнить долг.

— Не стоит углубляться в эту тему. Я предпочитаю обходить ее стороной. — Теодосия взяла перо и окунула его в чернила. — Мы не можем ни предвидеть будущее, ни изменить прошлое.

Его ум лихорадочно заработал, пытаясь облечь ноту меланхолии во что-то более жизнерадостное.

— Отлично сказано, Книжница. — Мэтью тоже взял перо, готовясь рассчитать искомый состав. — Но я бы не стал менять ни единой секунды прошлого вечера в библиотеке.

Он был вознагражден ярким румянцем на ее щеках и поджатыми губами — мягкими, как лепестки.

— Это было грубо.

— Я не привык к подобным определениям. — Мэтью уступил желанию ее подразнить и сделал вид, будто неправильно понял последнюю фразу. — Что может быть грубого в том, что я сослался на «Новую систему химической философии» Дальтона? Это было увлекательнейшее чтение, от корки до корки.

Теодосия тихо рассмеялась, и в ее глазах заплясали веселые огоньки.

— Ваше объяснение довольно легковесно и не подкреплено надежным доказательством. Вы обнаружили в библиотеке меня, и следовательно, у вас не было времени на чтение, поскольку мы… — Она сама себе расставила ловушку, и румянец снова выступил на ее щеках, как и улыбка.

— Если вы собираетесь выражаться научным языком, то, полагаю, нам следует заняться вашим составом. — Он начал царапать цифры на листе бумаги. — Вы располагаете работой, на которую ссылаетесь, и собственными заметками?

— Да. — Явно радуясь возможности переменить тему, Теодосия стала перелистывать страницы лежащей на столе лабораторной тетради. — Вот мои уравнения для расчета химических соотношений и соединений. — Она указала на серию цифр. — Думаю, нам следует начать здесь.

Примерно час они прилежно трудились, пытаясь воспроизвести результат, однако Мэтью не мог подтвердить правильность ее расчетов, какое бы уравнение или допущение ни брал.

Теодосия казалась выжатой как лимон.

— Математические правила суровы и неумолимы. — Он положил перо на промокательную бумагу и откинулся на спинку кресла.

— Не собираетесь ли вы уведомить о моей ошибке редакцию журнала «Философские протоколы Королевского общества»? Может, даже разоблачите меня как самозванку? — На ее лице он видел целую бурю чувств.

— Нет. Конечно, нет. — Мэтью едва не рассмеялся. — Отвечать должны не вы, а тот, кто разрешил напечатать в ежемесячном журнале статью с сырыми результатами.

— Благодарю вас, — чуть слышно сказала Теодосия. — Я предпочла бы избежать унизительной огласки.

Он заметил страдание в ее глазах, прежде чем она отвела взгляд.

— Я предлагаю немного отвлечься и прогуляться в оранжерею. Мне там весьма понравилось, да и моей ноге не помешало бы размяться.

— О-о. — Теодосия поспешно захлопнула тетрадь. — Я не подумала.

— Откуда вам было знать? — Уиттингем усмехнулся, а затем встал, взял трость и быстро направился к двери. Украдкой он улыбался — Теодосия воистину была восхитительной тайной, скрытой в глуши Оксфордшира!

Они пошли в оранжерею. Настроение было вполне веселое, и разговор выходил легко.

— Что пробудило в вас интерес к ботанике? — Он пропустил ее внутрь оранжереи. Теперь, когда светило яркое солнце, сквозь стеклянные панели стен и потолка в помещение проникало тепло. Мэтью в очередной раз поразился, с каким вниманием к деталям все здесь было устроено.

Теодосия подошла к стеклянной емкости и подняла проволочную крышку. Два дня назад, когда он попал сюда впервые, они не осматривали эту часть оранжереи. «Два дня?» Всего-то? Должно быть, в обществе друг друга время текло для них куда медленнее. Казалось, однако, что с ней Мэтью легче и приятнее, чем с любым его лондонским знакомым за все последние месяцы, если не годы.

Разумеется, в столице все, от мод до дружбы, подчинялось установленным стандартам. У Теодосии была бы преследующая ее целый день горничная. А он был бы вынужден покинуть ее через двадцать минут разговора, навещая исключительно в приемные часы. Подобные ограничения заставляли держаться официально даже с хорошими знакомыми.

А тут еще и поцелуй! В городе сорвать поцелуй было бы гораздо труднее.

Мэтью отогнал от себя эту мысль, сосредоточив внимание на происходящем, и тут же его брови изумленно взлетели вверх.

— У вас тут… змея?

— Садовый ужик, притом совершенно безобидный. — Улыбнувшись, Теодосия провела пальцем по чешуйчатой спинке создания.

Он закашлялся, переминаясь с ноги на ногу, положение его стало несколько затруднительным. Черт подери, было нечто странно эротическое в том, что она стояла в своем дневном платье цвета мяты, а змея обвивала ее руку. Не ведая, что именно в этом зрелище оказалось столь волнительным, Мэтью, тем не менее, все явственнее ощущал некоторый физический дискомфорт, который мог стать заметным и для Теодосии. Он перевел взор на растения и попытался сменить тему, а заодно отвернулся, чтобы скрыть свое весьма возбужденное состояние. — Что вы тут выращиваете?

— Я объясню вам через минуту. — Она подошла ближе, а змея ползла по руке, почти касаясь головой кружевной отделки корсажа. — Загадочные создания — змеи! Это вот совершенно обычный вид, зато удав боа констриктор, крупная змея, обитающая в Центральной и Южной Америке, может достигать более пятнадцати метров в длину.

— Вот как. — Он следил, как скользкая рептилия продолжает путешествие по плечу Теодосии.

— Удивительно, не правда ли? — Она сверкнула улыбкой. — Удав душит свою добычу, прежде чем съесть, и это единственный вид, способный к бесполому размножению.

— Ну, тут, думаю, веселого мало.

Она тихо засмеялась, и ее неожиданная реакция стала для него приятным сюрпризом.

— Не хотите ли покормить Уильяма? — Она склонила голову влево, указывая на рептилию возле своего плеча. — Он не кусается.

— Уильям? — Мэтью быстро перевел взгляд на змею и обратно.

— Да. Уильям. Уильям Змейпир. Я даю имена всем своим животным, хотя они и вернутся в природную среду обитания, как только поправятся. Мне приходилось лечить совят, детенышей барсука, да и ежата тоже были. Я не могу пройти мимо, если нахожу животное раненое или в беде. Полагаю, теперь я кажусь вам еще более странной, чем раньше?

— Нет. — Он взглянул на нее, и его мысли тотчас приняли другое направление. Теодосия была вовсе не странной. На языке вертелось слово «потрясающая». Знакомые дамы в Лондоне завопили бы от ужаса при виде мыши, а уж расхаживать с обвивающей руку змеей? Желание Теодосии помогать раненым животным вызывало восхищение.

В цепи размышлений Уиттингема появилась тревожная мысль. Может, она и его видит как хромого зверя, нуждающегося в помощи? Может, поэтому и предложила приготовить целебную мазь? Или просто