Ночной скандал - Аннабел Брайант

— Имбирь, — заметил он. — Мне бы и в голову не пришло.

Он наблюдал, как она ставит миску с составом в котелок с водой и на огонь.

— Я часто экспериментирую. — Теодосия оглянулась через плечо на синюю емкость в дальнем углу помещения. — Вон там моя последняя попытка сотворить тонизирующее средство для лица.

— Что? — Он взялся за края круглой чаши и откинул крышку. — Что в нем? Надеюсь, не то, чего я опасаюсь?

Она рассмеялась, и ему полегчало. Они снова чувствовали себя непринужденно. Прозаический разговор защищал от неуместных чувств. Теодосия сняла миску с водяной бани и продолжала:

— Розовое масло, горький миндаль и дистиллированная вода. Я пользуюсь им каждый вечер, прежде чем лечь спать. — Подняв подбородок, Теодосия наклонила голову вбок — сначала налево, потом направо.

— Зря теряете время…..

Ее улыбка погасла, и Уиттингем поспешил договорить:

— …вам, с вашей внешностью, не нужны никакие снадобья.

В ответ она ничего не сказала. Рука ее замерла. Но прежде чем Мэтью заговорил снова, Теодосия снова занялась делом, яростно помешивая смесь в миске. Закончив, запечатала миску и вручила ему.

— Надеюсь, это поможет. Вам только и остается, что по мере надобности втирать в больные мышцы и слегка массировать. Мазь должна облегчить боль хотя бы на время. — Она бросила взгляд на его ногу. В голове роилась тысяча вопросов, но Теодосия только и сказала, в своей отрывистой обычной манере, чтобы заполнить словами паузу: — Я могу записать, какие нужны ингредиенты, на тот случай, если вы сочтете мазь эффективной и захотите, чтобы вам приготовили ее в Лондоне.

— Благодарю вас. — Уиттингем сунул миску в карман сюртука, и между ними снова воцарилась напряженная тишина.

— Мне нужно проведать дедушку. — Она взглянула на настенные часы. — Почти время обеда. Возможно, его придется уговаривать — если он еще не вышел из спальни.

Они покинули аптекарскую. Запирая дверь на замок, Теодосия спиной чувствовала пристальный взгляд Мэтью. Она даже не решалась обернуться. Должно быть, он считает ее привычки странными. Ум и уединение — частые составляющие безумия…..

— Вам, должно быть, нелегко.

Он не церемонился со словами. Ученый человек, Мэтью знал цену истины. Они были знакомы всего несколько дней, но Теодосия все равно уловила смену тона: несомненную нотку жалости. Этого она вынести не могла. Ускоряя шаг, Теодосия бросилась в галерею.

Глава 11

— Вы ведь найдете дорогу назад? — Она понимала, что ведет себя глупо. Испортила сегодняшний день. Яркий, восхитительный день, которым надо дорожить, как редкой драгоценностью.

Как поцелуем.

«Как поцелуем».

Но что она могла поделать…..

— Погодите.

Слова вонзились как нож, и она замедлила шаг. Последовала серия ругательств, сопровождающихся стуком трости о плитки пола. Теодосии следовало бы устыдиться, но разве могла она позволить ему разглядывать ее с видом ученого, препарировать ее существование, будто она любопытный образец, помещенный под увеличительное стекло!

Ей не на что жаловаться — она с честью вышла из труднейшего положения. В ее планы не входило страдать под градом вопросов насчет прискорбного состояния дедушки или необычного существования, которое ей приходилось влачить.

Она остановилась и выдохнула, почему-то слишком шумно в наступившей внезапно тишине. Что случилось? Мэтью больше не идет за ней?

Ругая себя за трусость, она обернулась и обнаружила его в галерее, рассматривающим ту же выставку на стене, что и утром, когда их день только начинался. День, который манил обещанием. По крайней мере, ей так казалось.

— Мне не следовало вас бросать.

Это прозвучало отчасти как извинение, и ее слова не остались незамеченными, хотя из вежливости он не стал давать комментарии на тему того, что она повела себя неучтиво.

— На этих стенах столько увлекательных статей и достойных восхищения благодарственных писем. Необычная галерея! А я-то предполагал познакомиться с вашими предками! — Договорив, Мэтью опять внимательно посмотрел на нее.

— А вместо этого вы нашли дедушкины почетные свидетельства о его признанном вкладе в науку за последние два десятилетия. — Теодосия подошла ближе, с тенью печали на лице. — Он вкладывался в различные исследования и щедро жертвовал всевозможным медицинским учреждениям, давал деньги университетам — и не счесть тех студентов, которые учились за его счет. И заслужил определенную репутацию ученого в нескольких областях знания. — Чувства уже душили ее, слезы туманили зрение, она даже прикусила щеку, чтобы сохранить самообладание. — Поэтому мне не нужна ваша жалость!

— А я вам ее и не предлагаю. По крайней мере, только не жалость. — Протянув руку, он снял с ее волос цветок лаванды. — Однако, Книжница, вы меня приворожили.

Теодосия заставляла себя отделаться от нахлынувших чувств, загнать их в самый дальний уголок души, чтобы не нужно было задумываться о том, что она потеряла, пока не останется ничего, кроме беспокойного шепота, который будет сопровождать ее всю оставшуюся жизнь.

— Я устала смотреть на голые стены, — сказала она мрачно, однако ее голос уже начинал обретать силу. — История нашей семьи, маслом на холсте, сгорела в огне много лет назад. У меня нет изображений моих родителей, только слабые воспоминания из детства.

— Простите, Теодосия.

Искреннее сочувствие звучало в его словах на этот раз — но никакой жалости.

— Благодарю вас.

— Вы собирались проведать дедушку, а я слишком долго вас задерживаю. Но у меня возникла отличная мысль, как прогнать мрачное настроение, которое одолело нас сегодня утром. Солнце сияет. — Он взглянул в окно, словно ища подтверждения своим словам. — Пока мы разговариваем, снег тает. Подозреваю, что к завтрашнему дню дороги снова станут проезжими. Не следует терять такую возможность, которую предоставляет нам погода.

Теодосия уставилась на него, не понимая, к чему он клонит.

— Из окна своей спальни я не составил достаточного представления об имении, поэтому вы должны сказать мне, в какой стороне находятся конюшни — справа или слева, если выйти из задней части дома.

— Слева. — Она прикрыла глаза — внезапно блеснувшие в его глазах веселые огоньки показались ей подозрительными.

— Двух часов должно хватить. — Мэтью прошел мимо нее. — Оденьтесь потеплее. Даже как можно теплее. Встретимся в холле.

Теодосия провожала его взглядом. Хромота была еле заметна, настолько впечатляющими были его рост и манера себя держать, приличествующие самому достойному мужчине.

— Коггз, мне нужен мой фланелевый пояс и шерстяной жилет, которые я надевал, когда ехал сюда. — Мэтью смыл с подбородка остатки мыльной пены при помощи полотенца, оставленного рядом с кувшином, поэтому последние его слова прозвучали глуховато — он как раз вытирался насухо. — И две пары чулок.

Он