Ночной скандал - Аннабел Брайант

Теодосия лежала в ванне, в исходящей ароматным паром воде, согреваясь всем своим существом. Ум был занят вопросами, на которые она не знала ответов. Ее привычный, небогатый событиями и предсказуемый мир перевернулся с ног на голову — с приездом в Лейтон-Хаус графа Уиттингема, с его миссией открытия и откровения. Действительно, вот они, нужные слова. Как еще охарактеризовать новые и непонятные чувства, которые не давали ей покоя, при том, что чувства эти были и приятными, и огорчительными одновременно.

Она откинула голову на край ванны. Как хорошо, что Дора оставила ее одну, предоставив возможность спокойно поразмышлять в тишине. Слишком занятая ежедневной борьбой, которую вела с провалами в дедушкиной памяти, Теодосия никогда не заглядывала далеко в будущее. Безвременная гибель родителей научила ее не углубляться в прошлое. И, храня особые воспоминания, как драгоценные реликвии в шкатулке, она просто плыла по течению собственной жизни, задумываясь о ней не более, чем было необходимо.

Но теперь, когда приезд графа взбудоражил ее сердце, ей вдруг стало любопытно — что уготовила ей жизнь и каким могло бы быть будущее. Глубоко в душе, когда старалась быть честна перед собой, она понимала, что дедушкино здоровье ухудшается. Теодосия прочла невероятное количество книг и статей на эту тему, страшась взглянуть в глаза неизбежной правде. Никто не живет вечно. Разве не усвоила она этот урок, когда погибли родители? В детстве Теодосия любила мечтать, но затем появился огонь, и в том огне надежда умерла, расточившись и рассыпавшись в прах. Неужели все, кого она любит, будут покидать ее слишком рано?

Она никогда не думала о замужестве. И представить себе не могла, чтобы в будущем у нее могли бы быть дети. Она выросла и стала взрослой женщиной, располагая свободами и привычками, которые скорее приличествуют мужчине. И задушевной ее подругой помимо подобранных зверушек была наука. Чаепития, светские визиты, танцы в бальных залах и флирт — она для этого не годится.

Но только приезд графа взбудоражил в Теодосии нечто такое, существование чего она однажды поставила под сомнение.

Страсть.

Что можно о ней сказать? Это вам не интеллектуальное любопытство. Страсть сильна. Безрассудна и своенравна. Она пронизывала все ее существо и взывала к исследованию. С раздражением — или, может быть, с ощущением безнадежности — Теодосия выбралась из ванны и вытерлась насухо. По крайней мере, можно утешаться тем, что Мэтью Стрэтмор, граф Уиттингем, всего лишь временное явление и очень скоро исчезнет из ее жизни. Исчезнет — как исчезало все, что она имела безрассудство полюбить.

Обед прошел необычно. Дедушка поддерживал связный и приятный разговор, ни слова не проронил про джем. Временами случалось так, что он вполне разумно толковал о теориях и подробно рассказывал об экспериментах, которые проводил много лет назад. Это внезапное прояснение в мыслях Теодосия могла объяснить лишь редкой счастливой случайностью и непредсказуемостью процесса старения, однако она от души радовалась, что Мэтью видит деда таким, каким он некогда был — проницательным ученым.

После обеда все направились в библиотеку, где джентльмены отдали должное бренди, а Теодосия выпила портвейна. Речь зашла о новейших научных исследованиях, а она тем временем пыталась представить, какой могла бы быть ее жизнь, будь она другим человеком в иных обстоятельствах.

О, она бы все равно не вернулась в Лондон. В этом Теодосия не сомневалась. Проводить большую часть года в сельском уединении, уткнувшись носом в книгу — притом книгу научную, — это ей вполне подходило, и она не могла изменить себе и превратиться в одну из бесчисленных светских дам, порхавших с одного приема на другой и не ведающих проблемы серьезнее, чем подобрать на туфли пряжку, чтобы была под стать вечернему платью.

К тому же Теодосия не умела танцевать, а в Лондоне каждый — каждый! — был отменным танцором. Кадриль, хоровод, вальс, котильон! Танцы, кажется, предписывались законом. Эта мысль ее позабавила: неудивительно, что один конкретный джентльмен считает, будто это умение слишком переоценивают.

Когда часы в углу пробили одиннадцать, Теодосия очнулась от мечтаний и удивилась — как поздно! Должно быть, мужчины это тоже заметили.

— Наша дискуссия исключительно интересна, и я мог бы бесконечно рассуждать на эту тему, но мне пора удалиться на покой. Завтра предстоит ранний подъем на тот случай, если продвижение по дорогам окажется медленнее ожидаемого. — Уиттингем пожал руку дедушке. — Еще раз благодарю за любезное приглашение.

— И вам спасибо, Уиттингем! Надеюсь, наши пути еще пересекутся в будущем. Наши взгляды на научный прогресс во многом совпадают.

— Я также обязан принести огромную благодарность и вашей прекрасной внучке. — Мэтью поклонился Теодосии, потом достал из угла свою трость и направился в ее сторону. — Она щедро посвящала мне свое время, хотя, я уверен, у нее могли быть другие, более интересные занятия.

Подойдя к ней ближе, Мэтью наклонил голову и тихо продолжил:

— Хотя наше катание в санях было весьма воодушевляющим и даже незабываемым — ради него одного стоило предпринять поездку в заснеженный Оксфордшир, — я все-таки скажу. Берегите себя, леди Лейтон, и заботьтесь о своем замечательном зверинце. Не нужно больше сочинять за других и подписываться вымышленными именами. Что, если следующий оппонент устоит перед очарованием ваших серых глаз и блестящего ума?

Застигнутая врасплох этим очень личным советом, Теодосия отчаянно пыталась найти столь же убедительный ответ. Вероятно, сейчас они говорят в последний раз. Мэтью всматривался в ее лицо, будто чего-то ждал, но слова не шли к ней, потому что она уже ощущала его отсутствие — а ведь они провели в обществе друг друга чуть больше двух дней.

— Легкого вам путешествия, лорд Уиттингем. Благодарю вас за… — Теодосия замолчала, тщательно подбирая слова. Не упоминать же поцелуи или другие волнительные моменты, которые они провели вместе! — За вашу дружбу. И не забывайте применять мою мазь. — Она внутренне простонала — каким неуклюжим вышло последнее замечание.

Уголок его рта приподнялся в улыбке, и он просто кивнул. Потом Теодосия смотрела, как он уходит — высокий, широкоплечий, и его неровная походка казалась ей очаровательной. И она задумалась: зачем судьбе было угодно, чтобы их пути пересеклись, что уготовано ему в будущем и — самое важное — что уготовано ей самой.

Мэтью не мог спать. Несмотря на необходимость отдыха перед семичасовым переездом до Лондона в погоду, которая вряд ли сильно улучшилась, он не мог отключить мозг или выбросить