Парфюмерша из Ведьминой Хижины: путь к свободе - Молли Винтер

— А я бы на твоем месте не мелочился, — лениво протянул он, приоткрыв один глаз. — В следующий раз целься точнее. Раз уж наметила столкновение, так чтобы уж наверняка. Может, хоть какая польза будет — сразу и дров нанесете.

— Жнец! — взвизгнула я от возмущения, но он уже отвернулся и сделал вид, что спит.

Я рухнула на кровать, чувствуя себя абсолютно подавленной и непонятой. Никто не хотел видеть, как мне на самом деле стыдно и как горько от того, что все вышло именно так.

На следующее утро Яры не было дома. С вечера она предупредила, что уйдет на Сбор Росы. — «Вернусь к вечеру, не сожгите хижину».

Я наслаждалась редким утром без тренировок, досыпая в своей мягкой кровати, завернувшись в одеяло, как в кокон. «Наконец-то покой». Сквозь сон я слышала стук в дверь, но не смогла подняться с кровати, чтобы открыть, слишком уютно и тепло, слишком устала от полетов.

Дверь скрипнула — она была не заперта, как всегда в этой гостеприимной хижине.

— Яра? Вы дома? — раздался мужской голос.

Шаги приблизились к моей комнате — твердые, но не агрессивные.

— Яра? — голос прозвучал совсем рядом. Дверь скрипнула и приоткрылась еще сильнее. — Вы спите? Я принес то, что вы просили. Смолу для факелов.

Я не дыша, замерла под одеялом. Сердце колотилось где-то в горле, отдаваясь глухим стуком в ушах. Из-под края моего укрытия была видна лишь узкая полоска света и нечеткая тень в дверном проеме — высокая, широкая в плечах. Голос… Он был низковатый, приятный, и до боли знакомый. Откуда? И тут озарение, жгучее и унизительное, ударило меня. О нет. Нет-нет-нет. Это же вчерашний парень! Тот самый, в которого я врезалась!

— Кх-кх… — он кашлянул, явно смущенный, и я увидела, как его тень качнулась, наверное заметив мои волосы, выбивающиеся из-под одеяла. Голос прозвучал ближе, тише, почти заговорщицки. — Извините, что врываюсь… Мне нужно было передать… Яра просила срочно. Смолу.

Он сделал шаг в комнату. Всего один. Но в моей голове это показалось слишком близким вторжением. Это стало последней каплей.

— Я не одета! — вскрикнула я, но получился скорее испуганный визг. Резко подскочив на кровати, вся закутанная с головы до ног в одеяло, словно гигантская, обезумевшая гусеница, я изо всех сил швырнула в него первую попавшуюся под руку вещь. Это оказалась подушка — мягкая, пухлая, летевшая, тем не менее, с искренним намерением поразить цель.

Парень, к моему разочарованию, среагировал с проворством, которого я от него не ожидала. Он легко увернулся, и подушка с глухим «пуф» шлепнулась на пол.

— Что за… — он отшатнулся, но в его голосе не было злости. Скорее… изумление, перемешанное с нелепым весельем.

— Выйдите! Немедленно! — проскрипела я из своего одеяльного кокона, чувствуя, как по щекам разливается огненная краска стыда. — Вы не видите, я еще спала?!

Последовала секунда напряженной тишины. Я тяжело дыша, готовая провалиться сквозь землю. Потом я услышала сдавленный звук, короткий смешок.

— Хорошо, хорошо… — произнес он, и его голос прозвучал с какой-то обезоруживающей улыбкой. — Но уже почти обед, спящая красавица. Долго же вы спите. Ладно, я подожду вас снаружи.

Эти слова, а особенно это дурацкое «спящая красавица», всколыхнули во мне новую волну паники. Он не просто стоит там и смотрит — он шутит! Смотрит на это недоразумение в одеяле и позволяет себе шутить!

— ВЫЙДИТЕ! — завопила я уже отчаянно, представляя, как выгляжу со стороны: растрепанная, красная, нелепая, и все это — перед тем, в кого вчера врезалась, как неадекватная. Перед тем, у которого такие ясные, светло-серые глаза, и теперь, наверное, подернуты веселым недоумением. И от этой мысли стало вдруг не просто стыдно, а как-то особенно неприятно и… досадно.

Шаги удалились, и в комнате воцарила тишина, нарушаемая лишь бешеным стуком моего сердца. Я выждала пару минут, и наконец осмелилась высунуть голову из-под одеяла. В комнате никого не было.

Сердце все еще колотилось, но теперь его ритм сменился с панического на тревожно-предвкушающий. Я быстро накинула платье, торопливо попыталась пригладить растрепанные волосы, поймав в зеркале свое раскрасневшееся, смущенное отражение. Сделав глубокий, успокаивающий вдох, я выпрямила плечи и вышла в главную комнату, готовая к худшему.

И замерла на пороге.

Он стоял у приоткрытой двери, повернутый ко мне спиной, и с невозмутимым спокойствием разглядывал полки со склянками Яры. Утреннее солнце, пробивающееся в окно, заливало золотой краской его светло-каштановые волосы и вырисовывало уверенный контур широких плеч под простой одеждой. В его позе не было ни капли раздражения, лишь терпеливое, почти что расслабленное ожидание.

Услышав мои шаги, он медленно обернулся. В руках он держал прилетевшую в его сторону подушку. И снова улыбнулся. Но на этот раз это была не смущенная усмешка, а теплая, открытая, немного виноватая улыбка, от которой в его серых глазах зажегся мягкий, добрый свет. Эта улыбка обезоружила меня. У меня странно и тепло екнуло в груди, а по спине пробежали легкие мурашки.

Он сделал маленький шаг навстречу, и я почувствовала, как снова краснею, но на этот раз не от стыда, а от чего-то нового и совсем незнакомого.

— Простите за вторжение, — начал он, и его голос звучал мягко и искренне. — Дверь была открыта, а я не знал, что у Яры появилась… — он запнулся, подбирая слово, и его взгляд скользнул по мне с ненавязчивым любопытством, заставив меня почувствовать себя одновременно и смущенной, и особенной.

— Помощница, — поспешно выдохнула я, чувствуя, как предательский румянец снова заливает щеки, но стараясь этого не показать. — Я Алиша.

Лео склонил голову в легком, галантном поклоне. — Очень приятно… А вед вы та самая отважная амазонка, что вчера атаковала меня с воздуха? — в его глазах вспыхнуло веселье, но в них не было и намека на упрек.

Мое сердце сделало в груди тревожный скачок. Я так надеялась, что он не узнает.

— Да, это была я, — прошептала я, опуская взгляд. — Мне так стыдно…

— Я Лео, — представился он, и его улыбка стала еще теплее. — Я помогаю Яре с разными поставками — дрова, смола, иногда дичь. Мы знакомы с детства, с тех пор как она нашла меня, заблудившегося в этом лесу. — Он протянул мне подушку, и его пальцы слегка коснулись моих. От этого мимолетного прикосновения по коже пробежали легкие мурашки. — Кажется, вы обронили свое грозное оружие. Должен признать, бросок был метким. С такой точностью вам и в цирке выступать не стыдно.

Я взяла подушку, прижимая ее к груди как щит, и почувствовала, как