Летний сад - Полина Саймонс

И дети оставались дома.

В 1966 году, после подробного изучения перевода критических замечаний Советов в адрес первого поколения М-16 – американской версии винтовки Калашникова, имевшей склонность заедать, если ее не чистили, – Александру наконец дали звание майора, после того как двадцать лет он служил в чине капитана. Рихтер прислал телеграмму с поздравлениями из Сайгона, с такими словами: «ТЫ ПРОСТО НЕВЫНОСИМЫЙ УБЛЮДОК. А Я ВСЕ ЕЩЕ ПОДПОЛКОВНИК».

Александр телеграфировал в ответ. «ТЫ НЕСТЕРПИМЫЙ УБЛЮДОК. КОГДА МОЙ СЫН ВЕРНЕТСЯ ДОМОЙ?!»

После успешного срока службы во втором авиаполку Энтони подписался на второй срок и перешел к Рихтеру в особые силы центрального командования у Контума, в своеобразную и безопасную группу изучения и наблюдения. Он присоединился к сухопутному подразделению сил специального назначения, призванных вести войну «не по правилам», и возглавил группу разведки, занимавшейся поиском, обнаружением и уничтожением противника (ПОУП), – отряд спецназа «Томагавк». Так Энтони стал одним из «зеленых беретов». Остался на третий срок и пережил кровавый шестьдесят восьмой год, Тетское наступление, и остался еще на срок, выдержал весеннее наступление Вьетконга весной шестьдесят девятого. В одной из вылазок в начале июля шестьдесят девятого он захватил документы вьетконговцев, из которых стало ясно, что враг вооружен куда лучше, чем делало вид американское командование, и что американский военно-морской флот сильно преувеличивает количество жертв, заявляя о сорока пяти тысячах убитых во время весенней операции, когда реально их было 1718 против 24 361 убитых врагов. Его повысили в звании, он стал капитаном.

Сообщения о семи наградах Энтони дошли до дома. Два «Пурпурных сердца» за ранение шрапнелью в плечо и ногу, две Серебряные звезды, две Бронзовые звезды и крест «За выдающиеся заслуги» – за героизм во время нападения в Лаосе на его особый взвод. После получения Энтони звания капитана Рихтер написал: «Звание имеет свои привилегии – по крайней мере теперь наш мальчик контролирует особые группы, а не ведет их сквозь засады на тропе Хо Ши Мина».

Что изумляло Александра все эти годы, так это то, что его жизнь продолжалась. Трое его светловолосых детей росли как молодые деревца, покупались рождественские елки, продолжали строиться дома, нанимались новые люди… Джонни уже дважды женился. Аманда бросила Шеннона и троих детей ради строителя из Вайоминга и исчезла за границей. Баррингтоны ездили на каникулы в Кокосовую Рощу, в Вейл, в Колорадо, чтобы дети увидели то, что называется «снегом».

Они отдыхали с друзьями, играли в карты, танцевали, плавали. В 1967 году они отпраздновали двадцать пятую годовщину, отправившись в семичасовое путешествие на мулах вдоль реки Колорадо к ранчо Фантом, но отметили его заранее супружеской любовью, его шепотом и ее слезами.

Каждый вечер он приходил домой, и в доме пахло теплым хлебом и ужином, и нарядная Таня с улыбкой шла навстречу, чтобы поцеловать его, и ее священные волосы падали ей на плечи, и он говорил: «Таня, я дома!» – а она смеялась так же, как когда ей было семнадцать, в Ленинграде, на Пятой Советской. Она заботилась о нем, о его детях, о его доме, как это было в Кокосовой Роще, как это было на Бетель-Айленде.

Они жили, а их первенец был в горах Дакто, в грязи… Они жили, когда он был в Камбодже и сражался с Вьетконгом у Кхешани. Они жили, а он воевал на Ароматной реке в Хюэ. Они жили и чувствовали себя виноватыми, отправляли посылки, чтобы чувствовать себя лучше; они слышали о нем и чувствовали себя еще лучше. За все эти годы он ни разу не возвращался в Штаты, но звонил на Рождество и разговаривал с матерью, а под конец тихо говорил: «Передай привет папе», а отец стоял у параллельной трубки, и слушал, и мог негромко сказать: «Я здесь, сынок». И они могли поговорить несколько кратких минут.

– И как там идут дела?

– О, неплохо, неплохо. То спешим, то выжидаем.

– Да, иногда такое бывает.

– Терпеть это не могу.

– Мне тоже такое не нравилось.

– Здесь ничего похожего на сражение у Вердена или танковые битвы при Курске. Мы постоянно в джунглях. И здесь чертовски сыро. Может, как на Русском Севере.

– На Русском Севере было чертовски холодно, – сказал Александр. – Ладно, береги себя.

– Буду, пап. И берегу, пап.

Гордону Паше было уже почти одиннадцать, Гарри девять, Джейни почти шесть. Татьяне уже стукнуло сорок пять, а Александру – пятьдесят.

Воскресным вечером двадцатого июля шестьдесят девятого года все они сидели перед телевизором. Татьяна думала о том, как бы ей хотелось, чтобы Энтони был с ними, а Паша сказал, словно прочитав ее мысли:

– Энту бы это понравилось.

И Татьяна спросила Александра:

– Который теперь час в Контуме?

А Александр ответил:

– В Контуме уже завтра.

И тут Нейл Армстронг сделал маленький для человека, но гигантский для человечества шаг и поставил ногу на Луну.

И зазвонил телефон.

Когда он зазвонил, Татьяна и Александр отвернулись от телевизора и посмотрели друг на друга. Их глаза потемнели. Это не мог быть кто-то из Соединенных Штатов. Потому что в Соединенных Штатах все наблюдали за Нейлом Армстронгом.

Татьяна не смогла встать и подойти к телефону; подошел Александр.

Он вернулся с посеревшим лицом.

Что могли бы дети вспомнить о своей матери в тот день, двадцатого июля шестьдесят девятого?

Она с трудом поднялась с дивана и подошла к Александру. Открыла рот, чтобы заговорить, но ничего не произнесла. «Что? – хотела она спросить. – Что?»

– Энт пропал, – беззвучно ответил он.

Ей пришлось закрыть лицо от детей, ей пришлось его закрыть прежде всего от Александра. Она не хотела, чтобы он видел ее такой. Татьяна знала, что ее бесконечная слабость может испугать ее мужа. Потеряв веру, он мог просто рухнуть, как деревенские домики под бомбежкой. Но разве она могла скрыть от него, что пушкинская пиковая дама, предвестница беды, вошла в их дом? Ее ослепили черные вороны, их острые клювы дотянулись до ее глаз…

Татьяна хотела попросить мужа не прикасаться к ней, но он, верный себе, и не пытался к ней подойти.

Татьяна провела ужасные пятнадцать минут в спальне, в одиночестве. А может, двадцать. Потом распахнула дверь спальни.

– Что ты имел в виду, что значит «пропал»? – спросила она, найдя Александра на террасе. – Пропал где?

Александр, еще менее способный куда-то скрыться, просто сидел на террасе и наблюдал за сыновьями в освещенном вечернем