Летний сад - Полина Саймонс

себя буйно. В восемьдесят шесть лет, почти глухая, она, сидя рядом с ним – явно для того, чтобы лучше его слышать, – желала только рассказов о его кадетских годах. Энтони пытался быть сдержанным, как учил его отец. Он хорошо себя вел, сказал он тете Эстер, играл в футбол – армия против военно-морского флота, и они наконец выиграли, в первый раз за шесть лет. Он играл в баскетбол на открытой площадке. «Баскетбол, – пояснил Энтони тетушке, – немного похож на регби». Он играл в теннис, а его тренером был лейтенант Артур Эш, и тетя Эстер спросила: «Кто такой Артур Эш?» – но, прежде чем Энтони успел ответить, твердо заявила, что ее ничуть не интересуют атлетические эскапады Энтони (в чем Татьяна была с ней согласна), ей «куда интереснее» его романтические приключения. Энтони улыбнулся и ничего не сказал (хороший мальчик), но Рихтер, всегда готовый устроить шумиху, сказал: «Лейтенант, почему ты не расскажешь своей тетушке о тех двух взысканиях, которые получил в Чикаго?» А когда Энтони мгновенно отказался, Рихтер радостно рассказал сам историю о том, как в то время, когда первокурсников Вест-Пойнта отправили в Чикаго, жена майора Дэйли устроила встречу для всех кадетов с местными девушками из хороших семей.

– Отличное было времечко для кадетов, – с усмешкой сказал Рихтер.

– Ну да, и неприятности для Дэйли, – сухо добавил Энтони.

– Подробности, Энтони, подробности! – воскликнула тетя Эстер.

Татьяна улыбнулась, кормя Джейни картофелем, и посмотрела на Александра, который тоже улыбался, хотя и немного напряженно, пока велел Паше и Гарри заткнуться и перестать стрелять из соломинок горошинами и хлебными шариками. Викки поинтересовалась, будет ли еще выпивка. Тетя Эстер спрашивала Энтони, последует ли он почетной традиции Вест-Пойнта жениться сразу после получения диплома в академической церкви, а Роза сказала: «Только если это католическая церковь», а Рихтер заявил: «Только если Энтони выберет „хорошую девушку из Чикаго“», а Энтони невозмутимо ответил, что пока что такую не нашел. «Несмотря на все усилия», – вставил Рихтер, и – ох! – как же все засмеялись, а Викки спросила: «Где же наконец вино?» – а Татьяна сказала Гарри: «Если ты еще раз выстрелишь в Энтони хлебным шариком…» А Гарри ответил: «Мам, это не хлебные шарики, это крупная дробь». А Александр сказал: «Том, как вообще держится Южный Вьетнам… Гарри, что тебе сказала мать?!»

Они говорили обо всем, кроме того, о чем им действительно нужно было поговорить, – о будущем Энтони. Это был жгучий вопрос, его задавал себе каждый; только это и было на уме у Татьяны и Александра с августа шестьдесят четвертого года, когда конгресс принял резолюцию по Тонкинскому заливу. Она давала право использовать любые необходимые силы, чтобы освободить Южный Вьетнам от Северного Вьетнама, и так же, как Южная Корея была освобождена от Северной Кореи. Том Рихтер был с Макартуром в Батаане и в непроходимых джунглях Новой Гвинеи во время Второй мировой войны, он был с Макартуром в Японии после войны, а теперь Макартур снова услышал боевую трубу и перешел собственные границы, и Рихтер был во Вьетнаме с выпускниками Вест-Пойнта тридцать шестого года. Он не слишком много говорил о том, что там происходило, но Татьяна знала от Александра, что Рихтер командовал особыми секретными частями. Судя по всему, то, что южным вьетнамцам предоставили защищаться самим, лишь при небольшом участии США, не сработало. Они не могли удержаться. Их задавили. Северный Вьетнам, Вьетконг, силы самообороны Вьетконга, секретные силы самообороны Вьетконга лучше снабжались.

Нужно было предпринять что-то еще.

Вы думаете, что вступаете в мир, сильно отличающийся от того, каким он был во времена юности ваших отцов, но это не так. Я получил диплом в июне сорок первого, а шесть месяцев спустя, седьмого декабря, наши военно-морские офицеры увидели на экранах радаров нечто настолько из ряда вон выходящее, что не обратили на это внимания. «Должно быть, это дружеские самолеты», – решили они. Но тридцать минут спустя почти весь наш военный флот был разбит. Я говорю вам сейчас, что перед лицом имперского коммунизма наша главная опасность – самоуспокоенность. Во время Гражданской войны генерал Седжвик, глядя через бруствер в сторону линий конфедератов, сказал, что им не подбить слона с такого расстояния. И это были его последние слова. В этот самый момент снайпер оборвал его жизнь. В последние двадцать лет Восток и Запад вовлечены в противостояние, в войны, творящиеся чужими руками, и на заднем плане маячит ядерный Армагеддон. Вскоре время для притворства закончится. И это и есть тот мир, в который вы входите как выпускники Вест-Пойнта.

Этим ясным аризонским утром Татьяна и Александр ждали, что Энтони скажет им, как он намерен войти в современный мир. Татьяна чувствовала напряжение Александра, стоявшего рядом с ней: она сжала его руку, заглянула в его окаменевшее лицо и прошептала:

– Тсс… Милый, ты слышишь голос Гарри в переднем дворе? Почему он уже встал?

– Он убежден, что рано утром может поймать ящерицу-ядозуба, – ответил Александр, не отводя взгляда от Энтони. – Он думает, это вроде рыбной ловли. – Он выдернул свою руку из руки Татьяны. – Энт, может, ты хочешь поговорить позже? Мне придется спасать Гарри от него самого.

– Если надо идти, так иди, пап, – сказал Энтони, глядя в газету. – У меня в десять встреча на авиабазе в Луке.

– Идти необязательно, но, когда придут дети, разговор станет невозможным, ты знаешь.

Младшие были шумными, особенно мальчики. Они, как дикие щенки, постоянно были в движении. Девочка была относительно спокойной, но ей постоянно требовалось внимание. Как только они проснутся, взрослым не удастся поговорить, пока всех не уложат отдыхать.

– Энтони! Неужели ты не видишь, что делаешь с сердцем твоего отца, с сердцем твоей матери? Мы не можем говорить, мы так переполнены гордостью, любовью, страхом за тебя…

– Тогда поговорим позже, – согласился Энтони, уткнувшись в газету. – Я же пока здесь. И буду еще два месяца. Разве мы не можем пока просто расслабиться…

– Энтони.

Это Татьяна. Она наконец заговорила. Но произнесла только его имя.

Он вздохнул, вытер губы, сложил газету. А потом тоже встал. Теперь он стоял по одну сторону островка, Татьяна и Александр – по другую. И все держались скованно, как деревянные.

Вы станете людьми, защищающими демократию и свободу. И мы надеемся, что мир изменится благодаря вам.

Энтони, уже в белом военном мундире, взял белую фуражку с черного гранита и надел ее. Он был выпускником Вест-Пойнта, офицером. И в ответ за первоклассное образование в самой престижной военной академии