Беда - Никки Мэй

— Изобель неприлично богата! — воскликнула Си-ми. — Но она очень любит разбрасываться деньгами, так что я ее прощаю.

Ронке невольно рассмеялась и спросила:

— Как вы познакомились?

— О, мы познакомились, когда нам было по пять лет, — ответила Сими. — Единственные полукровки в классе…

— Сими, не произноси это слово! — возмутилась Ронке.

— Ой, да брось, это же так и есть. В Лагосе все нас так называют.

— В Лос-Анджелесе о подобном даже подумать страшно — а не то вас отправят на курсы по проблемам расовых отношений, — сказала Изобель и погладила Сими по руке. — Как хорошо, что ко мне вернулась моя алобам[7].

— Вот, и мы сразу же приметили друг друга. Ты же знаешь, как это бывает, когда замечаешь еще одного человека смешанной расы в Лагосе, — продолжала Сими. «Смешанной расы» она выделила кавычками, показав их пальцами. — В первый же день Изо побила мальчика. После этого мы стали неразлучны.

— Он получил по заслугам, — сказала Изобель. — Какой-то мелкий говнюк посмел называть тебя шавкой. Подумаешь, слегка ударила.

— Ты выбила ему два зуба, — уточнила Сими.

— Он нас оскорбил! В любом случае это ведь сработало, — улыбнулась Изобель. — Потому что после этого нас никто не донимал.

Ронке пыталась понять, какой у Изобель акцент, но у нее не получилось.

— Твоя мама американка? — спросила она.

— Нет, русская. Мой отец работал в Москве, там-то они и познакомились.

Изобель положила ладонь на руку Ронке. Ее ногти были насыщенного синего цвета, длинные и заостренные.

— Расскажи о себе? Я хочу знать все.

Ронке все крутила в руках шарф, поглядывая по сторонам: когда же придет официант? Она не любила говорить о себе.

— Моя мать британка. Я родилась в Лагосе, но мы переехали, когда мне было одиннадцать. А вы смотрели меню?

— Ронке — самый лучший стоматолог в Лондоне! А еще она шикарно готовит, — вставила Сими.

— О, нет, это не так! — принялась отнекиваться Ронке. Как бы ей хотелось, чтобы Сими перестала болтать, как перевозбужденный пиарщик! — Но поесть я люблю, это правда. Надо сделать заказ, а то ждать еще — здесь долго готовят.

Сими пропустила ее слова мимо ушей и сказала:

— Она правда идеальна. Но вот выбирать мужчин не умеет.

Ронке стиснула зубы и стала высматривать официанта.

Изобель хлопнула в ладони и широко заулыбалась.

— О, я тоже! Я знала, что мы с тобой поладим. Тоже западаю на плохих парней.

— Кайоде не плохой, — ответила Ронке, взглянув на Сими и потянув себя за кудряшку.

— Мне так нравятся твои волосы, — сказала Изобель. — Как у тебя получаются такие локоны? Это твои, настоящие?

Ронке снова строго посмотрела на Сими, а затем ответила Изобель:

— Да, мои.

— А эти — нет, — заявила Изобель, перебрасывая свою светлую шевелюру с одного плеча на другое.

«Да неужели?» — подумала Ронке. Новая знакомая ей не нравилась.

— Давайте закажем еду, я сейчас умру от голода.

— Скорее! Если Ронке голодна, нам ой как достанется. Еще возьмет эти замызганные меню и надает нам по заднице!

Ронке похлопала по меню, пытаясь утихомирить очередной приступ раздражения. Вообще-то голод — это серьезно. На прошлой неделе она читала об этом статью в «Сандей Таймс».

— Я отказалась от углеводов — ну, кроме вина, — сказала Сими. — Я возьму рыбный суп с перцем.

— Никаких углеводов в нигерийском ресторане? — Изобель пискляво и звонко засмеялась. — Да ты, оказывается, белая! А вот я возьму амалу[8] и огбоно[9]. И мясное ассорти.

— Я возьму джолоф[10] с курицей, — пробормотала Ронке. В компании такой стройной и очаровательной женщины, как Изобель, брать ямс не хотелось.

— А закуски брать будем? — с надеждой быстро добавила она.

Изобель и Сими только ковырялись в еде — уж очень были заняты болтовней о старых добрых временах. Они вспоминали детство в Нигерии: бассейны, пляжные клубы, кондиционеры, водители, горничные…

Ронке же помнились шумные семейные посиделки, острая уличная еда, как отключали электричество, ломались машины, а сама она играла в пыльном дворе с двоюродными братьями и сестрами.

Ронке ела и слушала. У Сими была одна большая серьга в ухе, отчего ее лицо выглядело немного несимметричным. А вот у Изобель, напротив, все было гармонично: плечи отведены назад, голова приподнята, на лбу светлая, идеально ровная челка.

Изобель лишь немного попробовала блюдо и отодвинула тарелку. «Не глазей ты так», — мысленно твердила себе Ронке, пытаясь побороть желание подцепить вилкой кусочек ее шаки[11]. Джолоф оказался так себе — все-таки надо было заказать ямс. Слава богу, что она собирается взять еды навынос.

Официант отошел от телевизора, медленно добрел до их столика и забрал посуду. Ронке смотрела, как он плюхает ее пустую тарелку поверх тарелки Изобель, где еще оставалось немного амалы. Как же жалко!

У Изобель зазвонил телефон.

— Мне пора, водитель уже приехал, — сказала она. — Я угощаю!

И пошла оплачивать чек, плавной походкой скользя мимо шумной мужской компании.

Один из них ел эбу и эгуси традиционным способом — руками, а не приборами. Он перестал разговаривать, облизал пальцы и крикнул Изобель вслед:

— Привет, сладенькая! Эй, мулаточка! Не хочешь подойти к нам и поздороваться, а?

Ронке застыла. Сими ойкнула. Но Изобель даже бровью не повела. Она лишь подмигнула и еще более развязно зашагала обратно к столику. Она наклонилась обнять Сими, послала Ронке воздушный поцелуй и только потом ушла, хлопнув дверью.

— Na wa, o![12]— вскрикнула Ронке.

— В этом вся Изо, — поддакнула Сими.

— У нее свой водитель? В Лондоне?

— У ее отца деньги-то водятся, он очень богатый человек. Работал в правительстве, а еще бизнесом занимался. Узаконенная коррупция — ну, ты знаешь. Мой папа был у него адвокатом, но они сильно рассорились. Изо прошла через ад, поэтому отец ее очень оберегает.

— Какой ад? Что с ней случилось?

— Ее бывший муж — мутный тип. Из тех, кто любит все контролировать. Вот он был такой: говорил ей, что носить, с кем видеться, как тратить ее собственные деньги! Обращался с ней как с дерьмом. Кажется, он правда был очень жестоким человеком, просто мне не хотелось лезть не в свое дело.

— Как-то на тебя не похоже.

Сими подняла руки, протестуя.

— Она просто едва не плакала! Я не хотела выпытывать подробности.

Ронке попыталась представить Изобель плачущей, но не вышло.

— Странно. Она выглядит такой самоуверенной, такой… сияющей.

— Ронкс, ты же знаешь, как это все на самом деле. Мы все надеваем маски. Я