Беда - Никки Мэй

— Нет, — ответила Бу и показала дочери, чтобы та ела. — Где Сими с ней познакомилась?

— Они были лучшими подружками в начальной школе.

— Но она никогда о ней не упоминала.

— Они потеряли связь друг с другом, когда Изобель уехала в школу-интернат.

— А можно мне в школу-интернат? — спросила София.

— Думаю, да, это отличная идея, — ответила Бу.

3. Сими

Сими попросила таксиста высадить ее на северной стороне Тауэрского моста — ей хотелось перейти через реку пешком. Из-за шампанского, которое они выпили за обедом, в голове было туманно. Сими надеялась, что на воздухе приведет мысли в порядок, может, ей захочется отправиться на пробежку, а не улечься на диван.

Но солнце светило до того ярко, что стало только хуже, плюс еще у нее заболела мочка уха. Да, новая сережка выглядит потрясно, но она тяжелая. Как у Ронке еще хватило наглости! «Примарк»! Серьезно? Ну, во всяком случае, хотя бы Изобель знала, что эта сережка от Фиби Фило[26] для «Селин»[27]. Ронке просто не разбирается в моде. Даже в такой знаменитой.

Она повернула на улице Шэд Темз и попала в совершенно иной мир: темный, тихий, спокойный. А за углом возвышался памятник ломовой лошади Иакову. Величиной с настоящую лошадь, черный и строгий, он охранял их дом из ярко-синего кирпича.

Последнее время Сими жила одна. Ее муж Мартин уехал в девятимесячную командировку на Манхэттен; прошла уже половина срока. Это значит, что у них будет больше денег. А чем больше денег, тем больше квартира, которую они могли бы себе позволить, и лучше вид из окна. Может, у них появится второй дом. Охрана. Пенсионные накопления. А если Мартин добьется своего, то и ребенок.

Сими улыбнулась и помахала Эбенезеру, сенегальскому швейцару. И обрадовалась, что тот принимал доставку. Нет, парень-то он хороший, но с ним сложно ограничиться обычным «привет». Сначала Эбенезер расскажет все о своей семье, потом спросит про Ронке, ведь в его глазах подруга просто идеал: она помнит имена его детей (а их шесть!) и приносит ему острый соус собственного приготовления. Мартин всегда задерживался поболтать со швейцаром. Кажется, мужу это нравилось. Но Сими лишь исполняла национальный долг, разговаривая ни о чем с африканским парнем. Но не каждый же день!

Она открыла дверь квартиры и глубоко вдохнула. Ей нравилось возвращаться домой, когда Эсси уже закончила с уборкой. Последнее время в доме царил порядок — Сими была аккуратисткой, да и Мартин, который всегда сеял хаос, находился в отлучке. Но после Эсси квартира сияла чистотой. Подушки взбиты, журналы сложены ровными стопками, все сверкает. Даже цветы на балконе — и те блестят! Без Мартина все казалось чересчур идеальным. Пустым и стерильным, хотя должно выглядеть минималистично и стильно.

Она все ждала, что в любой момент кто-то зайдет и скажет: «Ты кто такая? Что ты тут делаешь?» С тех пор как Мартин уехал, Сими терзал синдром самозванца.

Это ощущение возникало у нее два раза в жизни — и всегда по веским причинам. В первый раз это случилось больше двадцати пяти лет назад, ей было одиннадцать. Но воспоминания о том, как ее выпроводили из клуба в Икойи[28], до сих пор вызывали у Сими стыд и отвращение к себе…

Во второй раз это чувство появилось, когда она бросила медицинскую школу в середине третьего курса. Сими не хотела зацикливаться на этой ужасной главе собственной жизни. Но на мысли невозможно повлиять, они существуют сами по себе.

Первые два года в университете у Сими было все, о чем она мечтала. Свобода, вечеринки, новые друзья, большой город и парни. Скелеты, трупы, лекции и экзамены. Но на третий год все изменилось. Клиническая медицина, белый халат, живые (а иногда полуживые) пациенты, отвратительный запах, пронзительный звон тревоги, пролежни, страх, горе и унижение… Подумав немного, она поняла: для того чтобы быть хорошим доктором, ей не хватает сострадания. И однажды утром Сими не выдержала. И не пошла на учебу. Ни в тот день, ни на следующий, ни через день.

Ронке обожала стоматологический институт, а Бу вот-вот собиралась получить первую степень по биохимии. Нет, подруги бы ее не поняли. Потому она им ничего и не сказала. Никому не сказала. Если не признавать существование проблемы, значит, ее не существует! Почему бы не сделать вид, будто все нормально? Сими здорово умела притворяться.

Медицина совсем не похожа на английскую литературу — нельзя просто взять и перестать приходить в отделение. Через две недели Сими отправили в кабинет декана, посоветовали проконсультироваться с психологом (они решили, что у нее серьезный упадок сил) и предложили заново пройти программу этого года. Сими уже тогда решила, что бросит учебу. Однако продолжала молчать.

Но правда все равно рано или поздно должна была вскрыться. Так и случилось — в родительский дом в Лагосе пришло письмо. Отец прилетел на первом же самолете и прочитал Сими нотацию (точнее, наорал): «Моя дочь не будет недоучкой! Она не опозорит свою семью! Симисола, ты меня вообще слушаешь? Ты выпустишься с отличием, иначе ничего от меня не дождешься. Ага! Ни одного кобо[29] не получишь!»

Папа, как всегда, все сводил к деньгам. Он был очень властным родителем, любил шантажировать. И считал, что может заставить ее учиться на третьем курсе еще раз. Что ж, у него ничего не вышло. Мама Сими расплакалась и перетянула внимание на себя (вышло блестяще). В перерывах между всхлипываниями она изо всех сил старалась еще сильнее пристыдить Сими. И ей это удалось.

В душе Сими понимала, что родители не со зла. Они пострадали от финансового кризиса, который разрушил их тринадцатилетний брак, поэтому хотели для дочери самого лучшего.

У нее не было наличных, оплаты за комнату в студенческом общежитии хватило лишь на шесть недель, и потому она взялась за первую предложенную ей работу — курьер у фотографа в Клифтоне. Она нашла дешевую (а еще сырую и грязную) комнату в Истоне. Это был худший год в ее жизни! Папа оказался верным своему слову и впрямь оборвал с ней все связи: никаких денег, никаких звонков, ничего. Мама звонила раз в неделю и умоляла Сими не прожигать жизнь впустую. И всегда под конец разговора начинала плакать и причитать: «Ты такая неблагодарная, поверить не могу, что ты так поступила со мной!» Эта фраза была одной из ее любимых.

Сими выживала благодаря передачам с едой от Ронке, а еще