Жестокие игры - Диксон Уиллоу

Мои глаза — странная смесь синего и серого, которая выглядит тусклой в любом случае, но это не мешает мне смотреть на него в ответ или приподнимать уголок рта, чтобы улыбнуться ему.

— Ты хочешь умереть? — спрашивает он.

— Зависит от того, хочешь ли ты убить меня?

Он несколько раз моргает, явно ошеломленный моим ответом или, возможно, моим отношением.

— Я не проснулся сегодня утром с мыслью, что это отличный день для моего сводного брата, чтобы избавить меня от этой смертной оболочки, но делай, что хочешь, брат.

Он сжимает губы в тонкую линию и гневно смотрит на меня. Его руки опущены вдоль тела, и я вижу, как дрожат мышцы его рук и плеч от того, как сильно он сжимает кулаки.

— Вставай, — рычит он.

Театрально вздохнув, я делаю вид, что ставлю ноги на пол и встаю.

— И что теперь?

— А теперь убирайся на хрен, пока я не забыл, что ты член семьи, и не разнес тебя в клочья. Он ухмыляется, но, учитывая, что он все еще смотрит на меня так, будто действительно хочет выполнить свои угрозы, он выглядит еще более невменяемым и опасным.

— Я это сделаю. И даже не буду чувствовать себя виноватым.

Вместо того, чтобы напугать меня или вызвать мою обычную защитную реакцию — замкнуться в себе, — мою грудь наполняет странное возбуждение.

— Давай, — говорю я нейтральным и невозмутимым голосом.

В его ярости мелькает удивление.

— Сделай это. — Я поднимаю руки перед собой, как будто показываю ему, что у меня нет оружия. — Разрушь меня, черт возьми.

Рык Киллиана громкий и дикий, и это самый волнующий звук, который я когда-либо слышал, и я улыбаюсь, когда он хватает меня за грудь и прижимает к себе так сильно, что мы оба качаемся на ногах.

Удар настолько сильный, что у меня частично перехватывает дыхание, но даже это не может отнять у меня того небольшого возбуждения, которое пробегает по моей спине от этого движения.

Что, черт возьми, со мной не так, что мне нравится, когда мой сводный брат прикасается ко мне? Почему моим первым инстинктом является метафорически «тыкать палкой медведя», когда я точно знаю, на что способен Киллиан?

Летом после того, как он начал учиться в Сильверкресте, я видел, как он и близнецы загнали одного из сотрудников за бассейном и избили его до крови, когда обнаружили, что тот передавал информацию одному из соперников своего отца. Звуки его мольбы о пощаде и хрипов от собственной крови, когда Джекс держал его, а Джейс отрезал ему палец, до сих пор звучат в моей голове, когда я вспоминаю ту ночь. Так же, как и холодные, бесстрастные выражения на их лицах, когда Киллиан всадил ему пулю между глаз.

Киллиан опасен, и я не сомневаюсь, что он с удовольствием разорвет меня на куски, если я зайду слишком далеко, но по какой-то странной причине это возбуждает меня как ничто другое.

— Что такое, старший брат? — спрашиваю я, не пытаясь скрыть хриплость в голосе от того, что я почти задыхаюсь. — Ты забыл, как говорить, когда тебя переполняют такие сильные чувства?

Он издает еще один рык, больше похожий на животный, чем на человеческий, и с такой силой бросает меня на диван, что мои ноги отрываются от пола.

Я падаю на подушки, приземляясь под углом, так что лежу поперек дивана, одна нога свисает, а другая вытянута через подлокотник.

К счастью, диван хорошо мягкий, в отличие от кресла, и удар только оглушил меня, а не вырубил.

— Ты хоть представляешь, где я был? — спрашивает он хриплым голосом, от которого у меня сжимается желудок и в груди взрывается еще больше возбуждения.

— Полагаю, это не был курс по управлению гневом.

Его глаза сужаются, когда он ставит одно колено на мою грудь и давит, перенося свой вес прямо на мою грудину.

Я выдыхаю небольшой вздох, когда воздух вытесняется из моих легких.

Он все еще смотрит на меня с яростью, прижимая колено ко мне, давя так сильно, что моя грудь не может расшириться, и все, что я могу сделать, это задыхаться, как рыба, вытащенная из воды, пытаясь дышать.

— Сегодня среда. — Он нажимает на колено еще сильнее, его голос звучит жутко тихо. — И я только что вернулся из библиотеки.

Смех поднимается у меня в горле, но из-за того, что он все еще перекрывает мне доступ к воздуху, из него выходит только жалкое бульканье.

Жжение в груди заставляет меня дышать, но есть странное чувство, что-то, что смешивается и переплетается со страхом и паникой, что заставляет меня чувствовать себя живым.

— Как? — требует он. — Как ты узнал о них?

Я постукиваю по его колену, напоминая ему, что я не могу говорить, если не могу дышать.

Он грубо отдергивает ногу, но вместо того, чтобы дать мне возможность ответить, хватает меня за рубашку и стаскивает с дивана. Я не могу удержаться на ногах, пока он тащит меня по комнате, и все, что я могу сделать, это спотыкаться, пока он не швыряет меня об стену.

— Как? — снова спрашивает он.

— Я видел их, — хриплю я, грудь сдавливает от удара.

— Как?

— Я последовал за ней туда. — Я не могу сдержать улыбку, которая появляется на моих губах.

Он смотрит на меня в замешательстве.

— Я подслушал, как она жаловалась одному из своих клонов на то, как противно там в стеллажах, и что она не может поверить, что ему нравится там заниматься сексом. Я знал, что она не говорила о тебе, и мне стало любопытно, поэтому я последовал за ней. Несложно было понять, что это происходит каждую неделю.

— Как долго это продолжается?

Я пожимаю плечами, как могу, все еще прижатый к стене.

— Понятия не имею. Но я видел, как она спускалась туда три недели подряд. — Я смотрю на Киллиана невинным взглядом. — И я полагаю, она продолжает эту традицию?

Он грозно смотрит на меня, в его глазах мелькают столько эмоций, что трудно определить их все, но наиболее заметной из них является гнев.

Я не могу сдержать улыбку. Не могу объяснить почему, но гнев Киллиана заставляет меня чувствовать себя живым. Как будто я наконец-то могу открыть клетку, в которую запер свои эмоции, и просто дать им волю, как он.

— Почему ты, черт возьми, улыбаешься? — Он толкает меня грудью в грудь, и моя