Поэма о Шанъян. Том 3–4 - Мэй Юйчжэ

сложа руки и просто смотреть, как рушится работа моего брата. Какая бы ни была ответственность за мой поступок, я не могла не рискнуть. Еще я знаю, что не имею никакого права вмешиваться в военные и государственные дела, но не в этот раз – это другое…

– Опять упрямишься! – Сяо Ци снова сердито посмотрел на меня. Глубоко вздохнув, он сказал: – Раз уж ты моя жена, если подниматься вместе, то и падать вместе. Даже в военных и политических делах меня волновало и твое мнение. Но во всем нужно знать меру! Раз уж ты у меня настолько бестолковая, тебе тем более не нужно ничего от меня скрывать!

Мне нечего было возразить на это, поэтому я совершенно искренне стыдливо опустила голову и молча отвела взгляд.

– Я слишком потворствую тебе! – Он холодно фыркнул, но больше не злился на меня. – Теперь ты понимаешь, где была неправа?

Я слабо кивнула, но он продолжал пристально, нахмурившись, смотреть на меня.

– Признаю свою неправоту, – прошептала я, хотя слова эти дались мне с огромным трудом. Я сердито посмотрела на него и стерла из уголков глаз оставшиеся капли слез.

Вдруг он раздраженно вздохнул, мягко взял меня за руку, и выражение его лица снова изменилось. Только теперь я поняла, что там, где он сжимал пальцы на моих запястьях, теперь наливались синяки.

– Как же так…

Он взял мою руку в две ладони, лицо его вытянулось от раскаяния, а грозное выражение лица испарилось без остатка.

Прикусив губу, я лежала в его объятиях – молча, уязвленно, я незаметно вздохнула с облегчением. Если бы я тогда сказала ему, он бы не позволил мне написать то письмо!

Люди говорили, что год этот будет полон тревожных потрясений. И весна стала тому подтверждением. К счастью, с юга пришли хорошие новости: большая дамба через реку Чуян достроена, и впервые за сто лет удалось обуздать реку. Войска, застрявшие возле Юйлинцзи, благополучно переправились на другой берег. Исполненные новыми силами и боевым духом, они добрались до Цзяннани, оккупировали территорию, нанесли сокрушительный удар и через три дня прибыли к воротам в Хуайнин, где и объединились с авангардом генерала Ху Гуанле. В одну ночь при дворе и в народе все испытали подъем и воодушевление.

За свои заслуги брат получил титул вана и был повышен с цзюньвана до Цзянся-вана.

Сяо Ци заключил союз с наследным принцем туцзюэ Хулюем – и стотысячное войско отправилось к западной границе. Конечно, при дворе до сих пор оставались упрямые и старые министры, которые неустанно выступали против этого союза и западного похода, настоятельно требуя вернуть войска обратно. Одним из самых яростных противников был гуанлу [46] и лекарь Шэнь Чжунъюнь. Он так яростно бился в поклонах лбом об пол, что лицо его залила кровь. Более того – он отказался от пищи и теперь выглядел хуже мертвеца. От его выходок Сяо Ци страшно разгневался и бросил в тюрьму больше ста семидесяти членов рода Шэнь, заявив: «Если господин Шэнь умрет с голоду, все примут мученическую смерть!» Сразу после этого заявления все придворные чины замолкли, познав гнев и решительные методы Сяо Ци.

Шэнь Чжунъюнь – очень влиятельный человек своего поколения. Давным-давно, когда он только ступил в коридоры власти, он набрался опыта и стал очень узнаваемым чиновником в подчинении у отца. Я с детства знала его, но никогда не думала, что у него такой характер. Все говорили, что дома влиятельных семей пришли в упадок, добродетельные люди начали поступаться принципами, а когда внешний враг пересек границу, в людях открылось все самое ужасное.

Я взглянула на Шэнь Чжунъюня новыми глазами. Сяо Ци восхищался им. Как бы он ни злился на него, он никогда не причинил бы вреда его родным. Это была ловушка, чтобы старик Шэнь согласился с ним на пари: пока война не закончится, ему придется жить. И умрет он спокойно у себя дома. Сяо Ци дал слово, что не причинит никому вреда. Старик сдался и в самом деле решил провести остаток своих дней за закрытыми дверями в родном доме.

Смешно говорить, но до такого мог додуматься только Сяо Ци. Иначе он просто не сможет справиться с видными да еще и косными деятелями при дворе.

Похоже, небесный царь услышал людей, и продолжающийся больше месяца дождь наконец прекратился. Черные тучи рассеялись, и во дворах расцвели абрикосовые деревья. В мир вернулась весна. Четвертый лунный месяц наполнился ароматами цветов.

С тех пор как мой брат покинул столицу, прошел год. Совсем скоро, когда он закончит дела, он сможет вернуться домой.

Согласно правилам этикета, самое время сменить цвет одежды и облачиться в весенний наряд. Ныне в покоях императрицы нет хозяйки – наряд должна назначить или императрица, или вдовствующая императрица. Похоже, заняться этим придется мне и местным шаофу [47].

Моя мать жила во дворце Фэнчи, пока не вышла замуж. С тех пор он пустовал. Когда я была маленькой, часто оставалась здесь на ночь.

Во дворе перед дворцом Фэнчи А-Юэ и несколько дворцовых служанок подносили мне различные тонкие шелка, чтобы я выбрала для этой весны что-нибудь новенькое. У меня уже рябило в глазах от невероятного разнообразия тканей и цветов. Выбрав фасон и цвет, я велела пошить из них платья для титулованных жен высокопоставленных господ.

Наблюдая за грациозными придворными служанками, как лучи утренней зари играли на газовых тканях, как ветер подхватывал их в порыве танца, я была уверена, что смотрю на великолепные цветные облака. Самые юные служанки шутили и смеялись, а кто-то на уском[48] акценте, что был слаще ласковых речей, начал напевать песни Цзы-е [49]. Многие подхватывали песни и танцевали. Дворец Фэнчи расцвел и наполнился жизнью. Увидев, что я с улыбкой наблюдаю за танцем служанок, к ним присоединились еще несколько девушек… Как же давно тут не случалось столь счастливых мгновений.

Не выдержав причитаний А-Юэ, я решила присоединиться. Под сладкие песни я вспомнила пару танцевальных движений – столько лет я не вспоминала их. И теперь я снова, словно маленькая девочка, отстукивала ботиночками о землю, взмахивала рукавами и кружилась в танце… Яркие краски проносились перед глазами, превращаясь в струящиеся огни, – весь мир вокруг походил на сладкий сон.

В какой-то момент умолкли песни. Когда я оглянулась, то увидела, что все молча опустились на колени. У ворот дворца стоял Сяо Ци и влюбленно смотрел прямо на