Со смертью нас разделяют слезы - Ао Морита

Значит, так и не помирились. После сегодняшней встречи я невольно задумался о том, что нам с отцом тоже стоило бы поговорить по душам.

– Пожалуй, поеду домой. Отец, скорее всего, переживает.

– Ага. Спасибо, что навестил. В следующий раз приводи Судзуну!

– Конечно, – пообещал я и покинул палату.

⁂

В четверг ровно за неделю до страшной годовщины мы с Хосино впервые за месяц провели заседание кружка. Снаружи бушевал страшный ливень. В прогнозе с утра обещали, что он не утихнет еще долго.

– Давненько не собирались. Надеюсь, Момока-сэмпай уже скоро поправится и мы будем заниматься все втроем, – заметил я.

Хосино сидела, забравшись на стул с ногами. Казалось, что она позирует для рисующего людское горе художника, поэтому я старался говорить как можно мягче и ласковее.

– Угу, точно, – пробурчала Хосино, не меняя позы.

Я вздохнул, вставил взятый напрокат диск и запустил воспроизведение. Очень хотел показать этот фильм подруге.

– Начинается!

– Угу. – Хосино опустила ноги на пол и уставилась в монитор.

Пока что там играли всякие вступительные предупреждения, и я их проматывал.

– Ты в последнее время какие-нибудь книжки читала? Может, смотрела фильмы?

– Не, что-то не тянет.

– Понятно.

После нашего короткого обмена репликами наконец начался фильм. На сей раз я выбрал историю о человеке, который изо всех сил боролся, чтобы спасти сердечного друга. Посмотрел его накануне, убедился, что концовка вселяет надежду и что он может хорошо повлиять на зрителя с суицидальными мыслями. Может, это слишком прямолинейный подход, но я надеялся, что Хосино осознает, как больно смерть близкого человека делает тем, кто остается жив.

По ходу дела я то и дело поглядывал на соседку, но она мыслями витала где-то в иных пространствах и, кажется, мало обращала внимания на сюжет. Вроде смотрела в экран, но видела что-то совершенно иное. В такие минуты мне казалось, она и правда вот-вот исчезнет, и меня пробирал страх.

Прошло где-то полчаса, и вдруг Хосино поднялась на ноги:

– Прости. Не хочу смотреть. Пойду домой.

– Ох! Хосино!

Однако она, еще раз извинившись, сбежала.

Я снова опустился на стул и глубоко вздохнул.

– Серьезно? – спросил я у потолка.

На экране главный герой захлебывался слезами. Но мне казалось, что у меня сейчас больше поводов разрыдаться, чем у него.

⁂

Настала суббота. До годовщины оставалось пять дней. После обеда я отправился на очередной «Слезный вечер».

Раз она в последнее время меньше не только улыбалась, но и плакала, я во что бы то ни стало хотел довести ее до слез и в пятницу позвал с собой, но она отказалась от приглашения. Я даже думал, что без нее в моем присутствии особого смысла нет, но все равно поехал в надежде, что, может, застану там Фурухаси.

У меня скопилось уже несколько книг, которые мне одолжила Хосино, но дома меня совершенно не тянуло их читать. Мне страшно хотелось оказаться в компании какого-нибудь честного и даже несдержанного на язык товарища вроде Фурухаси: надеялся развеяться. Мне нравилось с ним болтать, к тому же кто знает? Может, он что-нибудь подскажет в моей ситуации с Хосино.

Рекламные плакаты в культурном центре указали путь до зала на втором этаже. В небольшом помещении я тут же выцепил несколько знакомых лиц. Я участвовал уже в четвертом вечере. Новеньких почти не приходило, зато набрался верный костяк постоянных гостей. Вон, скажем, опять тот самый дядька в деловом костюме.

– О, пришел-таки! Опять наступаешь на те же грабли, Сэяма? – окликнули меня веселым голосом.

Конечно же, я обнаружил за спиной Фурухаси в желтом пальто. Он весело приземлился рядом со мной.

– Вот не тебе меня попрекать. Удивительно, что ты тут делаешь, раз вечно всем недоволен, – усмехнулся я в ответ.

Встреча с приятелем чуть-чуть скрасила мое уныние. Рядом с таким, не побоюсь этого слова, оболтусом заботы как будто сами собой исчезали.

– Все надеюсь, вдруг на этот раз точно? Но ладно еще, мы, школьники, можем бесплатно сюда приходить. А ведь кто-то за эти встречи деньги платит!

– Угу, и правда.

Да, Фурухаси был себе верен. Дядька перед нами вздрогнул, и я, чтобы никого не провоцировать, отделывался только вежливыми поддакиваниями. Хотя, думается мне, приятель мой лукавит – он бы уже давно перестал ходить, если бы не получал от встреч искреннего удовольствия.

Но вот пришло время начинать. Лектор опять просветил нас о пользе слез и запустил привычные пять роликов, каждый – от пяти до десяти минут. Ни одно видео за все это время не повторилось, к тому же взрослых, которые за участие платили деньги, они искренне трогали. Хоть с каким-нибудь роликом они непременно давали слабину, а Хосино так и вовсе на всех пяти бы проплакала.

Сегодня первый сюжет был о дружбе двух старшеклассниц. Мне подумалось: любимый жанр Хосино.

Во втором видео затронули тему семьи. У Хосино к таким сюжетам тоже слабость: я помнил, как она лила слезы над чем-то похожим. Кто-то плачет о животных, кто-то – о трогательной юности. Когда я узнал, что ученые насчитывают больше сотни триггеров, то решил, что Хосино реагирует на каждый из них.

На третьем ролике я улыбнулся: она бы точно разревелась… И одернул себя. Я же пришел, чтобы самому расплакаться. Так почему же все мысли – только о Хосино?

«Я думаю, любишь», – вспыхнули в голове слова Момоки.

Сердце забилось быстрее.

Когда я успел влюбиться? В какой момент? Пока мы пытались на заседаниях кружка заставить друг друга расплакаться, она заняла в моем сердце какое-то особое место, и теперь я выбивался из сил, чтобы с ней не случилось ничего плохого.

Неожиданно я вновь осознал, что именно это чувство и есть любовь. Что-то загорелось в груди, скопилось комом, но быстро ушло.

– Как обычно, дешевые сопли с сахаром. Я так и вижу авторов ролика: сидели и думали, как бы еще слезу выжать? Представляю, как несладко живется тем, кто от такого правда плачет, – разразился беспощадной тирадой Фурухаси, как только после пятого видео объявили десятиминутный перерыв.

Уверен, ему доставляло большое удовольствие разносить слезливые ролики в пух и прах, но все же было бы тактичнее, чтобы он чуть сбавил громкость.

– Сэяма, ты разве не согласен? Надеюсь, та певица сегодня опять выступит. Только ради нее и терплю.

– Да, песня хорошая была.

– Думаю, я сегодня ради нее пришел. За такую песню и денег заплатить не жалко, – бестактно расхохотался парень.

И хотя я в самом деле был с ним согласен, но увидел, как дрожат плечи у дядьки перед нами, и промолчал.

– Кстати, а эта, как ее, Судзуна-тян, опять не пришла. Ну, эта, с хвостиком.

– Да, не захотела. В следующем месяце приведу. Я, к слову, как раз хотел про нее спросить совета. Можно будет после встречи?

Перерыв закончился, настало время историй о том, как кто-то плакал.

– Самая скучная часть, – вслух пожаловался Фурухаси, но я пропустил его слова мимо ушей.

На самом деле я даже восхитился его непоколебимостью. Хоть и не похвальной.

От историй, которые зачитывал лектор, многие в зале уже прослезились, но только не Фурухаси: тот громко зевнул. Притом как раз в тот момент, когда лектор сделал паузу, поэтому парня услышал весь зал.

После историй вышла та самая певица-композитор в сопровождении скрипичного соло.

– Наконец-то! Надо было мне пропустить начало. Столько времени зря потратил!

Что-то сегодня Фурухаси прямо разошелся. Или мне только так казалось?

Певица села за фортепиано, занесла руки над клавишами. Медленно заиграла, и я закрыл глаза. Та самая мелодия, «Слезы». Нежный голос исполнительницы до того чудесно сочетался с текучей мелодией, что мне даже казалось, будто я перенесся на какой-то луг, овеваемый ветерком.

Вдруг что-то заставило меня открыть глаза, и я увидел, как хмурится Фурухаси.

– Разве так было? – озадаченно пробурчал он.

Когда песня закончилась, гости разразились бурными овациями, но мой сосед хлопал крайне неохотно.

– В первый раз она меня так тронула, но сегодня уже не то.

Я так не считал, но все же угукнул, чтобы не спорить.

И тут, едва лектор начал говорить заключительные слова, дядька перед нами что есть сил грохнул кулаком по столу. Мигом раньше Фурухаси протянул: «Как же все-таки местную