Со смертью нас разделяют слезы - Ао Морита

тяжело такое спрашивать у человека. Но уж лучше так, чем окольными путями, поэтому я не стал изворачиваться. Хотя поглядеть Хосино в глаза боялся. Наконец она промолвила:

– Кто меня знает… Может, умру, может, не умру.

Как будто героиня пьесы. Если честно, мне хотелось, чтобы она открестилась от моего ужасного вопроса, пусть даже и притворно.

– Если тебя не станет, Момоке-сэмпай будет очень больно. Как бы это не сказалось на ее здоровье. Опять же, мама будет горевать…

– Ты что, ее видел?

– Пересеклись в больнице. Она за тебя переживает.

Хосино умолкла, и в кабинете повисло напряжение. Никогда прежде я так не нервничал наедине с подругой.

Я мучительно искал слова, но Хосино нарушила молчание прежде, чем я их нашел:

– Это все, о чем ты хотел поговорить?

Я нутром почуял, что, если сейчас промолчу, она уйдет, и выпалил, вскакивая:

– Я люблю тебя!

– В… смысле?

– Я случайно… То есть нет, конечно, нарочно, но…

О, если бы прыгнуть в прошлое. Всего на пару секунд! С чего я вообще об этом заговорил? Не иначе как все дело в том, что слова Момоки так и не выходили у меня из головы. «Может быть, ради любимого ей захочется жить».

Я до сих пор не забыл. Поначалу пропустил мимо ушей как пустые слова, но если бы я только раньше осознал собственные чувства, то, может, и рассказал бы о них в более подходящей обстановке. Очевидно, что в нынешнем контексте мое признание обречено на провал. Но что, если Хосино не переживет завтрашний день и я навсегда потеряю возможность рассказать, что скопилось на сердце? Только не это.

Я сел обратно, на этот раз лицом к Хосино, глубоко вздохнул и признался:

– Хосино, я тебя люблю и не хочу, чтобы ты умерла.

«Кто вообще так в любви признается?!» – отвесил я себе мысленного пинка. Мне ведь Хосино столько книжек про любовь подсунула, столько фильмов показала. Все герои и героини глядели любимым прямо в глаза, слова подбирали более чувственные, не мямлили, не отворачивались. И чего мне стоило у них поучиться?

Когда я наконец осмелился поднять голову, Хосино смотрела на меня с печалью:

– Это тебя мама с Момокой-тян подговорили?

– А? – растерялся я от неожиданного вопроса.

Подозрительные глаза Хосино чуть блестели.

– Ты ведь просто пытаешься отговорить меня от самоубийства? Они тебя попросили признаться в любви, и ты согласился, так?

– Нет, неправда…

– Да не пересиливай себя. Вообще выбрось из головы, со мной все будет в порядке, – бесцветным голосом заверила Хосино, и по ее щекам скатились слезы.

Она схватила сумку и вышла.

Я вскочил, чтобы броситься за ней, но так больно стукнулся коленкой о парту, что осел на пол. Когда все же дохромал до коридора, девушки уже и след простыл.

Неудивительно, что она не поверила. Надо было смотреть ей в глаза и вложить в слова больше жара. А мой лепет никого бы не убедил в искренности моих чувств. Но я впервые признавался в любви и не знал, как правильно.

Когда я ушел из школы, то попытался позвонить Хосино, но она не взяла трубку. Я поискал ее в любимых книжных и видеопрокатах – тщетно. Заглянул напоследок к Момоке, но и там подругу не застал.

Сама сэмпай спала. Я не захотел ее будить, присел на табуреточку и вздохнул.

Главная битва моей жизни и первое признание в любви обернулись полным крахом. Момока доверила мне лучшую подругу, а я оказался бессилен.

– Что же теперь делать? – спросил я, прекрасно понимая, что мне никто не ответит.

Однако в тишине меня только преследовали одни и те же мысли, потому я продолжил говорить со спящей.

– Я старался изо всех сил, но все равно ничего не вышло.

Похоже, и вслух, и про себя я только множил уныние, и в душе все явственнее зияла пустота.

– Я просто искал спасения. Стал общаться с Хосино, потому что мне хотелось расплакаться. И сам не заметил, как влюбился…

Ответом мне было мерное сопение. Я тихонько поднялся, стараясь не потревожить сон сэмпая.

– Меня так бесит, что я не могу плакать даже в самый отчаянный миг. Если Хосино погибнет, а я все равно не пролью ни слезинки, ударь меня что есть сил, пожалуйста.

С этими словами я ушел из палаты и по потемневшим коридорам отправился к выходу.

Шел дождь, но не такой, чтобы прятаться под зонтом. Раз уж плакать я не способен, то пусть хоть дождевые капли бегут по щекам.

⁂

На следующее утро я проснулся на час раньше обычного. Всю ночь не мог сомкнуть глаз и проспал всего ничего. Вот и наступило роковое шестнадцатое ноября. Ну что ж, после того как Момока рассказала мне о гибели Юдзуны, я сделал все, что мог. Заставил подругу пролить много слез и даже отличился на фестивале. Раз Момока в этом году лежала в больнице, я в меру сил занял ее место. И все же, вспоминая, в каком состоянии я оставил Хосино вчера, понимал, что расслабляться рано. Я во что бы то ни стало остановлю ее от отчаянного шага. С этими мыслями я и поднялся из постели.

Я решил прогулять школу и отправиться к дому подруги. Наверняка с ней сейчас мама, но, если Хосино попытается улучить минутку и сбежать, тут-то я ее и перехвачу. В форму тем не менее на всякий случай я переоделся: вдруг Хосино все-таки надумает идти в школу?

Снаружи накрапывал дождик. Невольно завидуя той легкости, с которой небо проливало слезы, я раскрыл зонт и зашагал к ближайшей станции. Пронизывающий ветер живо напоминал, что зима уже на пороге. Как мне хотелось провести новогодние каникулы с Хосино! А еще лучше – втроем с Момокой.

Самое обыкновенное утро, должно быть, полнилось для Хосино отчаянием. Для нее наступил самый тяжелый день в году. Что она видит? Наверное, не то же, что я. Чем она сейчас занята? Готовится к занятиям? Или терзается навязчивыми мыслями?

К станции я подошел с малодушной надеждой на лучшее. Пусть я бывал у Хосино в гостях только раз, но прекрасно помнил, куда идти. Я вышел из дома заранее, но уже встретил на станции других школьников. Наверное, спешили на утренние тренировки секций.

Прохлаждаться некогда. Я боялся разминуться с Хосино и забежал в первый же поезд, который уже стоял на платформе. От станции назначения еще десять минут пешком. Вскоре вдали показался бежевый домик на углу улицы, в котором жила моя подруга. Когда у входной лестницы отирается незнакомый школьник, это вызывает много вопросов, поэтому я остановился чуть поодаль, у столба.

Притворился, что кого-то жду, и поглядывал на вход дома. Сейчас едва перевалило за половину восьмого, и если Хосино собирается сегодня на занятия, то скоро выйдет. Но, сколько я ни ждал, она так и не появилась.

«Я у ее дома», – написал я Момоке, и та мгновенно ответила: «Спасибо! Не подведи».

Хосино вышла где-то через час. Чтобы как-то унять волнение и скоротать время, я играл на телефоне в игрушку, и тут на пороге показалась Хосино в сером плаще. Я впервые видел ее с распущенными волосами. С ней вместе вышла мама.

Я постарался скрыть лицо за зонтом и притаиться в тени столба. Не сказал бы, что состояние Хосино меня обнадежило, но по крайней мере я убедился, что с ней все в порядке. Мать с дочерью меня не заметили и направились к станции.

– Надо цветы купить, – заметила мать, и Хосино угукнула.

Видимо, они собрались на кладбище. Я как можно незаметнее последовал за ними.

Однако на станции я от них на время отстал. Хосино не одна, поэтому незачем мне маячить возле могилы чужой семьи. Все равно вернутся и неизбежно выйдут с той же стороны – на их станции был только один выход, – поэтому я присел на лавочку чуть поодаль от турникетов и принялся ждать.

Доложил Момоке обстановку и приготовился к затяжной засаде.

Через несколько часов беспрерывного наблюдения я вдруг кое-что вспомнил, открыл твиттер и вскрикнул. В приложении висела отметка о непрочитанном входящем сообщении. Как только я увидел никнейм «Зензенманн», по спине пробежал холод. Мне написал тот самый Мрачный Жнец, которого за точность предсказаний знал весь интернет. А он отвечал только тем, чей срок уже отмерен…

От страха я одеревенел, дыхание сбилось. Я всеми силами молился, чтобы тут была какая-то ошибка. Когда паника чуть унялась, я дрожащими пальцами открыл сообщение.

«К сожалению, человеку на фотографии осталось жить 80 дней с тех пор, как был сделан снимок. Дорожите отпущенным временем и постарайтесь ни о чем не жалеть».

Сообщение пришло где-то неделю назад. Я в панике открыл календарь и пересчитал дни. Хосино я сфотографировал в конце августа.