Шипы в сердце. Том второй - Айя Субботина

внутри меня такая сильная, что я едва могу дышать. Но злости и гордости во мне тоже достаточно, чтобы вздернуть подбородок в молчаливом вызове, пока Шерман смотрит на меня с заметным недоверием. Ему как будто недостаточно только моего «я сделаю чертов тест», потому что он снова смотрит на адвоката.

— Господин Хегг, надеюсь, вы объясните своей клиентке всю серьезность ситуации.

— Можете не утруждаться, господин Шерман, я прекрасно поняла, что в случае отказа брать хозяйский пряник, меня ждет кнут. Так что передайте своему клиенту, — намеренно «обезличиваю» Вадима, не называя его по имени, а просто «клиент», — чтобы не нервничал очень сильно. В его возрасте это уже может быть чревато.

Я смотрю прямо в черные, бездонные глаза Шермана.

Он встает. Его помощник и Торне — следом.

— У вас есть пять рабочих дней, — говорит Шерман, обращаясь к моему адвокату. — Мы пробудем здесь до конца этого срока. В пакете документов вся необходимая информация о клинике. Просто дайте знать, когда будете готовы. Процедура полностью безболезненная и никак не угрожает ни матери, ни ребенку. Всего доброго.

Они уходят. Просто встают и выходят, оставляя на столе проклятую папку.

И мой приговор.

Глава седьмая: Барби

Я сижу в своей крохотной квартире в Осло, глядя на серую хмарь за окном, и пытаюсь не орать от злости.

Две недели. Две бесконечно длинные и адски болезненные недели с того дня, как я, как последняя идиотка, согласилась на тест ДНК. Сцена в адвокатской конторе до сих пор стоит перед глазами, как кошмарный сон на повторе. Шерман, лощеный цербер Вадима, смотрящий на меня, как на мусор, который надо вымести, и его «просто тест, госпожа Таранова» звучали, будто он предлагал мне чашку чая, а не удар под дых. Я тогда очень хотела высказать все, что о них думаю в самых грязных формулировках, но в итоге просто кивнула, стиснув зубы, потому что знала: если не соглашусь, они раздавят меня, как букашку, но все равно в итоге получат свое.

Потому что такую задачу поставил Вадим — тут к гадалке не ходи, что ни о каком поиске разумного компромисса не было и речи.

Перелет в Швейцарию был похож на путешествие в ад с пересадкой в чистилище. Самолет (конечно же, бизнесс-класс!), набитый бизнесменами и красивыми куклами, вонял кофе и их роскошными парфюмами, а я сидела у окна, сжимая подлокотники, смотрела на свой живот и воображала, что там, внутри, мой сын тоже не в восторге от всей этой идеи: «Мам, какого хрена мы тут делаем?» В Цюрихе меня встретил какой-то тип в костюме, с лицом, как у робота, и отвез в клинику, где все было так стерильно, что я чувствовала себя, как под микроскопом. Медсестра с улыбкой манекена взяла у меня кровь, и в этот момент я четко осознала: «Вот оно, Крис, ты официально в лапах Авдеева».

Мне сказали, что результат будет через пять дней.

Пять дней. Пять дней, который, в сущности, все равно ничего не меняли, потому что у меня, в отличие от моего Грёбаного Величества, не было ни единого повода думать, что ребенок в моем животе может быть от кого-то другого. Хотя впервые в жизни мне бы хотелось вернуться в прошлое, дать кому-то себя поиметь и потом просто посмотреть, как вытянется лицо Авдеева, когда он поймет, что трахал меня с кем-то на пару. Он же так хотел долбаной эксклюзивности. Пока сам зачем-то навещал мою драгоценную мачеху.

Я вернулась в Осло на следующий день, с чувством, будто меня пропустили через мясорубку. Лори пыталась подбодрить, притащила какой-то жутко горький травяной чай и зачем-то пару раз повторила, что все будет хорошо. Хорошо?! Серьезно?! Когда Вадим и его свора адвокатов дышат мне в затылок, а мой сын — их главная мишень? Я просто держала губы зажатыми между зубами, чтобы не наговорить на эмоциях такого, о чем потом обязательно пожалею. А обижать ее мне очень не хотелось, даже после того, что они с Шутовым сделали своими попытками типа, разрулить правильно. Как будто в нашей с Авдеевым истории могло существовать хотя бы какое-то «правильно». Шутов просто молчал, только раз высказавшись на эту тему — напомнил, что мне лучше ничего не делать на эмоциях, и что раз Авдеев «зашел в ситуацию» с правового поля, значит, все не так безнадежно. Он хотя бы не стал врать, что все наладится.

Первые пять дней я жила, как на иголках. Каждый звонок, каждый стук в дверь — и я вздрагивала, думая, что это Шерман или, хуже, сам Вадим. Я представляла, как его здоровенная фигура едва не разрывает с таким трудом налаженный уют моей маленькой квартиры, и смотрит на меня… Смотрит именно так, как в нашу последнюю встречу, когда пообещал сделать мне больно, если мне хватит ума хотя бы однажды о себе напомнить, и мне одновременно хотелось и спрятаться от него, и вцепиться ему в глотку.

Но дни шли, и ничего не происходило. Пять дней превратились в неделю. Потом в десять дней. Я начала думать, что, случилась одна на миллиард ошибка и, может, тест показал отрицательный результат на отцовство. Это было бы до черта забавно. Или, может, он просто передумал? Может, Его Величество Вадим Александрович решил, что я не стою его времени, а ребенок от меня — просто самая убогая и бессмысленная трата его драгоценного генофонда?

Эта мысль была как глоток воздуха после долгого погружения под воду. Я даже начала улыбаться Лори, снова включилась в работу. Начала верить, что, может, хотя бы раз в жизни мне повезло и я выскользну из его хватки почти целой и невредимой. Что Авдеев оставит меня в покое. Зачем ему такой геморрой, когда в его жизни есть целая расфуфыренная шпала для красивых фоточек на фоне его триумфа? Ну и по фигу, что она страшненькая — зато точно-точно не сунет свой любопытный нос в его ноутбук.

Какой же наивной я была. Непростительно наивной после всего пережитого.

Вместо того чтобы использовать время для плана «Б» — развесила сопли в надежде на «… и разошлись они как в море корабли и все, хэппи-энд».

Две недели и три дня после теста.

Я сижу на диванчике в своей квартирке, пялюсь в ноутбук, где открыт миллион вкладок, потому что я помогаю Лори собрать информацию на следующего потенциального клиента «Aura Financial».

Смотрю на живот.

Господи, так вообще бывает,