Асины журавли - Елена Чумакова

А без Станислава-то нам трудно. Дров, им заготовленных, до половины зимы только хватит. А ну как война не закончится, как перезимуем? Хороший он мужик, работящий, рукастый, ничего плохого сказать не могу. Только вот по твоей указке вместо огорода цветов насажал, а много ли толку с тех цветов? Отцвели и всё. Ладно, мы с Захаром возле старой избы огород засадили картошкой, ей и живем.

А бабушка наша, Матрена, жива, только ослепла совсем, да умом маленько тронулась, все ей чужие люди в доме мерещатся. Из своей комнаты почитай и не выходит, боится, говорит: «У вас по комнатам Трофим с топором ходит, Марусю зарубил, теперь за мной охотится».

А как-то ты, сестренка, поживаешь? Ни слуху от тебя, ни весточки. Перебиралась бы к нам, вместе легче пережить трудные времена.

С поклоном и заботушкой о тебе, сестра Варвара».

Ася с душевным трепетом читала и перечитывала письмо сестры, гладила исписанные старательным почерком странички, и каждая помарка трогала душу. Вспомнила, что давно не переводила семье денег, нечего стало переводить. Трудно им, привыкшим к ее помощи, обходиться без нее. Все оставить и уехать к семье? А с чем? Явиться лишним ртом? Нет, надо искать заработок здесь, в Петрограде. Как не вовремя уехал Штерн! Однако, сидя дома, проблемы не решишь. Ася собралась, уложила волосы в прическу, надела дорогой костюм, французскую шляпку, туфли на каблуках. Позабытый процесс доставил ей удовольствие. Из зеркала на нее смотрела прежняя Анастасия Бартошевская, будто и не было без малого трех месяцев работы в санитарном эшелоне.

Выйдя на улицу, Ася кликнула извозчика. К ней лихо подкатила пролетка, на козлах сидела баба.

– А что, голубушка, теперь и женщины извозом занимаются? – с удивлением спросила Ася.

– Дак… кормильца мово на войну забрали. А детёв моих кто кормить будет? Вот и села на евонное место. А чего? Дело нехитрое. Доставлю, куда скажете.

Вскоре Ася сошла с пролетки на Театральной площади. К ее облегчению, Мариинский театр не выглядел закрытым, возле касс толпились люди, на театральных тумбах пестрели афиши, а на них крупными красными буквами: «Большой благотворительный концерт Федора Ивановича Шаляпина». Ниже более мелкими буквами: «Средства от сборов пойдут на содержание лазарета для раненых солдат».

Театральный вахтер узнал певицу Бартошевскую и беспрепятственно пропустил ее за кулисы. Увидев Асю, Шаляпин искренне обрадовался, пророкотал своим неповторимым басом:

– Да неужто нашлась наша пропажа?! Рад, весьма рад. А я уж думал, не укатила ли наша певунья вместе со своим импресарио на заграничный курорт? Сейчас многие бегут. А я вот недавно из Бретани, да в Россию.

Выслушав краткое описание Асиных приключений, Шаляпин приобнял давнюю подружку, прижал на минутку ее голову к своей широкой надежной груди.

– Нынче у каждого русского свои печали, но не время опускать руки. Можешь принести пользу отечеству – делай. Давай-ка ты споешь свои народные песни в сегодняшнем благотворительном концерте. Я, знаешь ли, собираю средства на содержание лазарета для раненых солдат, на днях открыл в здании Екатерининского собрания. Может, ты там поработаешь санитаркой, раз опыт имеешь? Там и мои домашние, дети помогают. Жалование, правда, небольшое дам, но помогу с участием в концертах. К черту твоего Штерна. И без него обойдемся. В трудные времена человеческой душе праздник еще больше нужен. Вон залы, ложи переполнены. На жизнь, на семью свою всегда заработаешь.

Ася охотно приняла предложение друга. И действительно, приглашений принять участие в концертах было достаточно. Часто это были благотворительные концерты, часть сборов от которых шла на помощь фронту, инвалидам войны, семьям, оставшимся без кормильца, лазаретам. Из того, что оставалось, Ася снова стала посылать деньги сестре. А вместо отдыха она работала санитаркой в частном лазарете Шаляпина. Вместе с ним и его детьми устраивала концерты для раненых. Дни ее были заполнены до отказа, это спасало от тревожных дум.

А тревожиться было о чем. Шли дни, складывались в недели, а ответа от Виктора на ее письма не было. Между тем миновала ветреная, слякотная петроградская зима, пришла беспокойная весна пятнадцатого года. Несмотря на победные реляции в газетах, конца войны не предвиделось.

Апрельский день радовал чистой голубизной неба, запахами мокрой земли, набухшими кулачками почек, звонким стуком каблучков по брусчатке. По пути из госпиталя, несмотря на усталость, Ася с удовольствием прислушивалась к хрусту льдинок под ногами, замечала знаки наступившей весны. А весна пробуждает в душе надежды на лучшие времена. Поднимаясь по лестнице доходного дома, она заметила, что из почтовой щели виднеется белый уголок. Долгожданное письмо? Она побежала вверх по лестнице.

Глава 12 Беда одна не ходит

Ася лихорадочно искала в сумочке ключи, как нарочно не попадающиеся в руку. В нетерпении попыталась вытащить письмо из почтовой щели за торчащий уголок, но оно только проскользнуло внутрь. Наконец ключи нашлись на дне сумочки, но никак не хотели попадать в замочную скважину. Когда Асе удалось открыть дверь, она увидела лежащий на полу в прихожей листок бумаги. Это было не письмо, а бланк, хорошо знакомый ей по работе в санитарном поезде. Ася замерла на пороге, губы сами шептали: «Нет… нет… нет…». Ноги подогнулись, она сползла по косяку двери вниз. На листке с фиолетовой печатью выделялись слова «Бекасов Виктор Николаевич… погиб 18 марта 1915 г…. в боях за дер. Залещики…». В ушах раздался женский крик. Ася не осознавала, что кричит она сама. Крик перешел в звон, предметы вокруг приобрели светло-зеленый цвет, затем слились в бесцветное бездонное пространство…

Очнулась от резкого запаха нашатыря. Рядом, опустившись на колени, сидела женщина, одной рукой она держала перед Асиным лицом флакончик с нюхательной солью, а другой обтирала ее лоб и шею влажным носовым платком. Внешность женщины была смутно знакома, вроде бы Ася встречала ее в парадном. Соседка? Она помогла Асе подняться и дойти до софы, расстегнула ворот платья, принесла воды. Ася слышала, что ее спасительница что-то говорит, но не понимала слов, однако сам тон, голос успокаивали. Постепенно несчастная приходила в себя. Соседка ушла, посулив проведать позже. Ася поднялась и принялась ходить по комнатам, словно зверь по клетке. Кружила и кружила, устав, присаживалась, но беспокойная сила вновь заставляла вскакивать и ходить, ходить. Ей казалось, что в квартире стало темно, раздвинула портьеры шире – и на улице сумеречно, зажгла свет, но и он не помог разогнать мрак. Заплакать бы, стало