Асины журавли - Елена Чумакова

Убедившись, что в этом эшелоне кирасиров нет, Ася обогнула паровоз и взобралась на следующий перрон, вдоль которого вытянулся состав из пульмановских вагонов. Там провожающих не было, шла погрузка каких-то ящиков, тюков. Ни кавалеристов, ни лошадей здесь тоже не было. Ася в растерянности остановилась возле последнего вагона. Увидев пожилого толстяка в форме железнодорожника, бросилась к нему с расспросами.

– Кирасиры? Какие кирасиры? – железнодорожник вытащил из кармана видавший виды платок и отер им взмокшие лоб и шею. – Ах, офицерский полк с лошадьми! Так час назад отправили эшелон. Опоздали, барышня.

Ошеломленная свалившимся на нее несчастьем, Ася в растерянности стояла на перроне. Куда ей теперь идти? Что делать? Рядом остановилась до верха нагруженная телега.

– Эй, чего стоишь, рот раззявив? – прикрикнул на Асю бородатый мужик, зло зыркнув на нее глазами из-под кустистых бровей. – Помогай давай. Живей поворачивайся. Держи, – и он ткнул ей в руки большую коробку.

– Да не стой столбом! В вагон, говорю, тащи.

Ася, не ожидавшая такого натиска, подхватила ношу, с трудом вскарабкалась с громоздким грузом по ступенькам последнего вагона. Хотела поставить коробку на полку, но женщина, принимающая грузы, мельком глянув на надпись и сургучную печать, властно сказала:

– Это не сюда, дальше несите, в штабной вагон. Быстрей, быстрей, не стойте в проходе!

Ася потащила коробку дальше, из вагона в вагон. Штабной оказался в самом начале состава, перегородки в нем отсутствовали, зато были бархатные диваны и шелковые шторы, видимо, раньше это был вагон-ресторан. Офицер в круглых очках и с чеховской бородкой, непохожий на военного, несмотря на форму и погоны, удовлетворенно хмыкнул, принимая коробку:

– Ну, наконец-то, прислали. Спасибо, голубушка.

Пол дрогнул под ногами, что-то лязгнуло, и этот лязг прокатился по составу от вагона к вагону. Ася увидела, как за окном проплыл семафор, станционный пакгауз. Поезд набирал ход.

– Кто такая будешь? Из какого вагона? – спросил офицер.

– Не из какого. Я случайно… Сунули в руки коробку, сказали нести… Я сойду на первой же станции.

Офицер присвистнул:

– Милая моя, это тебе не пассажирский поезд, а санитарный эшелон, он идет без остановок до театра боевых действий. Там погрузим раненых и обратно. Где-то через недельку вернешься, не раньше… Давай-ка я тебя оформлю санитаркой, на довольствие поставлю, раз уж такая оказия вышла. Документы есть? Кто такая будешь?

Тут только Ася спохватилась, что баул с вещами, документами остался на перроне.

– Это вы, милая, дали маху. Вряд ли багаж вас дождется, – посочувствовал офицер. Он посмотрел на пустой бланк, поправил очки. – Придется записать с ваших слов. Как зовут, какого звания?

– Анастасия Трофимовна Ба… Севастьянова, тысяча восемьсот восемьдесят четвертого года рождения, мещанка.

Ася интуитивно назвала девичью фамилию, не желая быть узнанной. Не до песен и не до поклонников ей сейчас.

– Так, – произнес офицер, заполнив бланк и тиснув на него печать, – в какой вагон тебя определить?

– А давайте ко мне, в девятый, – подала голос женщина в белом фартуке с красным крестом на груди, разбирающая медикаменты за одним из столиков. – У меня санитарка к отправлению не явилась, одна я на весь вагон, не справлюсь без помощницы.

– Ну вот и чудненько, – удовлетворенно кивнул офицер. – Тяжелораненых будем принимать в пятый, шестой и седьмой вагоны, в девятом полегче будет, справитесь с новенькой.

Остаток дня Ася трудилась не покладая рук: мыла с хлоркой полы и стены, таскала и расстилала по полкам тюфяки, стелила постельное белье, готовила вагон к приему раненых. Физическая работа отвлекала от грустных мыслей, постепенно чувства Аси пришли в равновесие.

Медсестру, под начало которой она попала, звали Марией. Выпускница женских Бестужевских курсов, она была немного моложе Аси. Ее муж, военврач, ехал в этом же эшелоне, только в офицерском вагоне. Характер у медсестры оказался приветливый, и женщины быстро подружились. Закончив работу, Мария удовлетворенно оглядела вагон:

– Ну что ж, мы славно потрудились и вполне заслужили ужин и отдых. Пойдем, я покажу, в каком вагоне кухня. А после ужина ложись спать. Выспись как следует, пока раненых нет, потом будет не до сна.

Ночью Ася осталась одна, Мария ушла к мужу в офицерский вагон.

Ася лежала на полке в единственном купе, отгороженном фанерной перегородкой от остального вагона, и безуспешно пыталась заснуть. Несмотря на сильную усталость, уснуть никак не удавалось, болела голова, не отпускало нервное напряжение минувшего дня. Мысленно Ася перебирала и «раскладывала по полочкам» события.

Итак, она едет на фронт, волей случая нашла свое место в сумасшедшей чехарде событий. Где-то впереди, всего в нескольких десятках километров, в другом эшелоне, так же сейчас едет Виктор. Получается, что она следует за ним. Фронт в представлении Аси был определенным местом, где, возможно, ей удастся увидеться с любимым, сказать ему, что будет верно ждать, молиться за него. Это сейчас казалось самым важным.

Колеса под полом ритмично выпевали: «Мы спешим… мы спешим… мы спешим…». Под этот перестук она, наконец, заснула.

Весь следующий день Ася вместе с Марией читали брошюры по оказанию медицинской помощи раненым, голова шла кругом от обилия информации, росло внутренне волнение: а справится ли? Начальница подбадривала:

– Ничего, я буду рядом, подскажу. Твое дело помогать. Ты хваткая, быстро освоишься.

Ночью Асю разбудили раскаты грома.

– Что это? Гроза, что ли? – сонно спросила она Марию.

Та уже была на ногах и спешно одевалась.

– Какая гроза? Фронт близко, канонада. Быстро собирайся, сейчас раненых принимать будем.

Ася вскочила, ополоснула лицо, натянула форменное серое платье, такой же белый фартук с красным крестом на груди, как у Марии, покрыла голову белой накрахмаленной косынкой, скрепив ее булавкой под подбородком. Она волновалась, как перед первым своим концертом. Поезд замедлял ход, и, наконец, остановился посреди леса.

На поляне возле железной дороги стояли подводы, на них лежали и сидели раненые. В темноте ночи белели бинты с проступившими темными пятнами крови. Из-за туч ненадолго выглянула луна, и Ася увидела, что раненые не только на подводах, насыпь вдоль состава шевелилась от человеческих тел. От волнения и страха руки и ноги Аси сделались словно из ваты.

Мария распахнула дверь вагона, подняла подножку, крикнула в темноту:

– Давайте сюда ходячих. Тяжелораненых несите в начало состава.

И так же, как во время выступлений, волнение исчезало, стоило начать петь, так и теперь, стоило Асе заняться ранеными, как она забыла про свои страхи и просто делала свое дело: помогала солдатам подняться в вагон, распределяла по полкам, бежала за следующими, на ходу успокаивая, подбадривая стонущих. Подгоняли окрики командиров: «Быстрей! Пошевеливайтесь, рассвет скоро».

Еще