Асины журавли - Елена Чумакова

Шли дни, Ася ходила в госпиталь, выполняла работу санитарки, двигалась как сомнамбула. Она заметила, что утратила способность сочувствовать раненым, каждый рождал в душе глухую неприязнь. Ася думала: «Почему ты жив, а Виктор нет? Почему не ты на его месте?». Она осознавала несправедливость этих мыслей, но ничего с собой поделать не могла.

С приходом майских теплых дней решено было устроить благотворительный концерт на свежем воздухе для ходячих больных. Ожидали приезда Шаляпина. Ася тоже по обыкновению должна была участвовать в концерте. И тут обнаружилось, что петь, как прежде, она не может. Вместо свободно, широко летящего голоса из горла вырывалось сипение. Она могла тихонько напевать, но стоило попытаться запеть в полный голос, как голосовые связки словно сжимались. Встревоженный друг Федюша отвел ее к знакомому врачу-фониатру. Тот осмотрел Асино горло и вынес вердикт, что голосовые связки спазмированы, способность петь пропала в результате стресса, медицина здесь бессильна. Остается уповать на время. Врач прописал Асе успокоительные пилюли, предупредив, что принимать их можно строго по одной.

Ася довольно долго ждала, пока исполненный чувства собственной значимости фармацевт приготовит лекарство, потом с коробочкой пилюль в руке отправилась в опустевшую квартиру Виктора. Всё в этих стенах напоминало о любимом. Его портрет над камином вызывал щемящую боль в сердце. Ася открыла коробочку с пилюлями, высыпала все на стол, налила стакан воды…

Решительно зазвенел колокольчик над входной дверью. Ася собрала пилюли в ладонь. Колокольчик в прихожей продолжал настойчиво звенеть. Ася вернула пилюли в коробочку и пошла открывать дверь. На пороге стояла пожилая дама в черном платье. На седых высоко зачесанных волосах пришпилена черная шляпка с вуалеткой. Уверенным жестом дама отодвинула Асю с дороги и прошла в комнату, огляделась, сняла перчатки, отколола шляпку и положила их на консоль, словно у себя дома.

– Простите, вы кто? – удивилась ее поведению Ася.

– Это я вас, милочка, хочу спросить, кто вы и что делаете в квартире моего сына. Прислуга? Тогда я готова вас рассчитать, больше он в вас не нуждается, – дама поднесла батистовый платочек к уголкам глаз.

– Я… невеста Виктора. А вы его мать?

– Невеста? – женщина вскинула брови – Да, да, припоминаю, что-то такое он говорил в свой последний приезд. Что-то по поводу подружки-певички. Так это вы и есть? – она окинула критическим взглядом Асю с ног до головы.

– Да, я. Мы собирались обвенчаться в конце августа. Война помешала.

Ася указала на их совместный фотопортрет в золоченой рамке, стоявший на каминной полке. Они сделали это фото в салоне на Невском в очередной Асин приезд.

– Ну, не знаю, что вы там себе вообразили… Обещать не значит жениться. Неужели вы восприняли это всерьез? Мало ли у молодого повесы-офицера подружек… Что же, на всех жениться? Или надеялись, вскружив ему голову, заполучить графский титул? Ничего у вас не вышло и уже никогда не выйдет. Мой сын геройски погиб в бою, – голос дамы дрогнул, она отошла к окну, повернулась к Асе спиной.

Ася растерянно молчала. Она понимала чувства матери Виктора. Ведь они обе потеряли одного и того же самого любимого человека. Им бы обняться и поплакать вместе. Но гостья явно так не считала.

– Я надеюсь, вы понимаете, что вам здесь делать больше нечего. Прошу покинуть квартиру. И не забудьте оставить ключи. Свои фотопортреты можете забрать, – дама кивком указала на портрет Аси, висящий в раме над диваном, и их совместную с Виктором фотографию на каминной полке. Она села в кресло и наблюдала за сборами. Кое-как рассовав свои вещи по двум саквояжам, Ася положила ключи на подзеркальник в прихожей, в последний раз окинула взглядом стены, в которых еще сохранился дух дорогого человека, и вышла из квартиры. Коробочка с пилюлями осталась забытой на столе.

Как только дверь за нею закрылась, из пожилой дамы словно стержень вынули, она вся обмякла, осела в кресле, обхватила голову руками и тихонько по-бабьи завыла, раскачиваясь из стороны в сторону.

Ася вышла из парадного на Литейный и остановилась в раздумье. Куда идти? Она могла себе позволить снять номер в гостинице, деньги в банке у нее были. Пока еще было что тратить, а вот зарабатывать она больше не могла. Запас быстро растает, и что ее ждет потом? Кому нужна безголосая певица? Ехать в Москву, обратиться за помощью к другу Собинову? Он человек большого сердца, не откажет, но будет ли уважать? Да и зачем обременять друзей, когда у нее есть дом? Правильно! Свой дом! Вот куда должен лежать ее путь. Только там, среди близких людей ее сердце согреется.

– Извозчик! Стой! – крикнула Ася проезжавшему по улице ваньке, и, взгромоздившись с объемистыми саквояжами в пролетку, приказала:

– На Николаевский вокзал.

В Яковлевской слободе жизнь заметно изменилась, чувствовалось дыхание большой войны. Мужиков почти не осталось, одни бабы да старики, да дети. Отсутствие мужских хозяйских рук чувствовалось во всем: в покосившихся воротах, заваливающихся заборах, оголившихся стропилах сараев. В прошлом году мужиков забрали перед самой жатвой, а в этом и сеять было некому. Неизбежный при таком раскладе голод ощущался и в городах, и в деревнях. Это летом, пока есть грибы, ягоды, лебеда в огороде, а что же будет зимой? На сенокос вышли одни бабы, да много ли они накосят без мужиков? А значит, голодать будут не только люди, но и скотина.

И всё же, несмотря на удручающую картину, Ася чувствовала себя в слободе гораздо лучше, чем в Петрограде. Здесь воспоминания меньше бередили душу. Проснувшись утром в своей светелке, она распахивала окно в сад, впуская свежий ветерок, аромат цветов, голоса птиц. Затем пила кофе на веранде, наблюдая за игрой солнечных бликов на листве. Кофе и кое-какие экзотические для слобожан продукты покупались в Ярославле, в лавке колониальных товаров, так что с приездом Аси семья не голодала. Пока не голодала. Цены росли так быстро, что Ася понимала: ее денежных запасов надолго не хватит. После завтрака Ася с племянниками шли в сад, где вместо клумб теперь был разбит огород, а в сарайчике квохтали куры, топтался старый мерин Захара. Управившись с домашними делами, к ним присоединялась Варя. К вечеру возвращался со службы Захар и тоже включался в работу. Рук хватало не только на огород, но и на картофельные грядки возле родительского дома. К вечеру Ася так уставала, что засыпала быстро, без мучительных воспоминаний. Эти простые, необходимые для семьи дела оказались лучшим лекарством от душевных мук.

Вместе с