Аллегория радужной форели - Мари-Кристин Шартье

class="p1">Валери смеется, наливает себе еще немного вина и предлагает мне, но я отказываюсь. Я хочу встретить Макса с ясной головой. Я нервничаю при мысли о том, что увижу его сегодня. Такого со мной давно не было, и это странно.

— Черт, а ты собиралась вообще поговорить со мной о том, что на барбекю приедет Макс?

Вал направляет на меня свой знаменитый «инквизиторский» взгляд.

— Я надеялась, что не надо будет…

— Ну, ты меня плохо знаешь.

— Да нет, я знала, что поговорить придется. Я имела в виду, надеялась, что для этого не будет повода.

Она ставит бокал на стойку, опирается локтями на кухонный островок прямо напротив меня.

— Ты же знаешь, что я об этом думаю, Кам.

— Но ты не знаешь, что случилось.

— Могу догадываться.

— И какого рода твои догадки?

— Того рода, что Макс никогда бы не согласился прийти, если бы чувствовал себя в чем-то виноватым. Ну не ради ребрышек же он придет, в конце концов.

Мне даже чуточку смешно.

— Именно это он и сказал. Ты знаешь, у вас больше общего, чем ты думаешь!

— Ты.

— Что я?

— Ты. Ты — наше общее, мое и Макса. Практически именно так.

Я знаю, что она права. Макс — свободный, любопытный, непостоянный. Макс — буря в океане. Валери — спокойная, решительная, предсказуемая. Вал — озерные воды. Я должна бы спросить у самой себя, что меня объединяет со столь разными людьми. Без сомнений, каждый из них дает мне что-то свое.

Валери допивает вино и спрашивает:

— Скажи мне одну вещь…

— Что?

— Готова ли ты признать, что я была права? Про вас обоих?

Я задумываюсь, что ответить, хотя в глубине души уже знаю. Я не понимаю, что такое случилось недавно, что наша с Максом дружба вдруг перестала быть устойчивой. Я всегда считала, что если это когда-нибудь случится, то для этого будет серьезная причина, важное событие. Типа того, что Макс, например, встретит девушку, у них начнутся серьезные отношения и он отдалится естественным образом. Я думала, что это будут какие-то душераздирающие вещи, которые позволят допустить, что я уже не занимаю столько места в его жизни, и я осмелюсь сказать ему об этом. Проблема в том, что внешне ничего не изменилось, а мое тело захотело большего и мое сердце тоже. Я не хочу чувствовать себя виноватой в своих желаниях, но не знаю, как вернуть то драгоценное равновесие, которого мы с таким трудом достигли за прошедшие годы. Мы построили между нами столько барьеров, чтобы защитить то, что мы считали важным, и теперь я не знаю, с чего начать. Я боюсь вытащить не тот кирпичик и обрушить все здание.

— Не уверена, что ты права. Я только начинаю подозревать, возможно, это мы были неправы.

Валери берет меня за руку и смотрит с нежностью.

— Называй это как хочешь, красотка, но, если хочешь мое мнение, это одно и то же.

Макс

Дом Валери напоминает дом моих родителей, но куда менее экстравагантный (я даю ему еще несколько лет, прежде чем он достигнет пика роскоши и излишеств). Но вайб совершенно тот же. Все на своих местах, чистота, все вещи по линеечке. Хочется переставить пару книг в библиотеке, перекосить рамку, чтобы ее углы не были такими идеальными. Я не хочу сказать, что это некрасиво, нет; но обстановка слишком безупречна. Я не доверяю вещам, которые кажутся идеальными. А за безупречностью часто таятся всякие секреты.

Мои родители могут послужить тому примером. Они тоже безупречны на первый взгляд. Мой отец — врач, он до сих пор бегает марафоны и часто жертвует на благотворительность. Моя мать моложе его, работает в НКО — неполный рабочий день, в меру, не слишком увлекаясь. Она все еще красива, несмотря на возраст, элегантна и ухоженна. Оба они соблюдают правила своего сообщества, спонсируют несчастного ребенка в Кении или Перу, уже не помню, в какой точно нищей стране, и раз в год ездят в экзотическое путешествие. Они женаты уже более двадцати пяти лет — отношения без сучка без задоринки. Ну, по крайней мере, на взгляд со стороны.

Когда мне было пятнадцать, я однажды застал своего отца с секретаршей. Совершенно дурацким образом — по идее, этого не должно было случиться. Я вернулся пораньше из школы и открыл дверь в его кабинет, чтобы что-то взять, уже не помню что, и обнаружил своего отца удобно устроившимся между ног у Сандрин, его секретарши, которая втихаря уже несколько месяцев делала мне минет. Он не впал в панику, а встал, поправил воротничок рубашки и попросил Сандрин подождать за дверью. Уходя с опущенными глазами, она незаметно потрепала меня по голове. Когда мы остались одни, отец ледяным тоном сказал, что для всех нас будет лучше, если я сохраню это в тайне. Ведь я не хочу сделать больно матери? Она не должна узнать то, что происходило в этой комнате. Но он не обещал мне, что это не повторится. Мой отец никогда не дает обещаний, которые не собирается выполнять. Я ничего не ответил. Я попятился из кабинета и убежал в свою комнату.

Помню, тогда я подумал, что с его стороны это было слишком легкомысленно — поступать именно так, и что вся его ложь непременно к нему вернется бумерангом. Несколько месяцев спустя я решил все-таки рассказать все матери, поскольку чувствовал страшную вину за то, что молчал все это время. Но когда она ответила мне своим обычным спокойным тоном: «Неужели ты правда думал, что мне ничего не известно?» — я понял, как сильно мой отец контролировал все стороны своей жизни и что мы были всего лишь пешками на его шахматной доске фальшивой идеальной семьи. Тогда я взбунтовался. Я отпустил волосы, начал курить травку, слушать метал — на самом деле я не любил эту музыку, но знал, что она вызывает бешенство у моего папаши. Я набил себе тату, а затем пошел на мотоциклетные курсы. Я трахнул на кровати моих родителей одну девушку, потом вторую. Я стремился к хаосу, хотел развеять мираж идеальной жизни, обнаружив ее засаленную изнанку.

Сегодня, конечно, я успокоился, но в душе по-прежнему храню эту боль. Меня трясет от слишком белых, слишком чистых пальто. Таких, как у Валери. Так что все начинается отлично.

Кам

У Валери дома много разных фотографий. Это единственное отступление от лаконичного стиля комнат. Они висят на стенах, на