Аллегория радужной форели - Мари-Кристин Шартье

и предлагал выпить, будто мы только вчера расстались. Я вдруг почувствовал, что моя спина взмокла от пота. И заметил, что рыженькая перекинула все свои усилия на басиста. Вик предложил:

— Пойдем сядем где-нибудь наверху?

Я взял стакан и пошел за ним, подальше от бара, подальше от басиста. Я понимал, что грядет разговор, в готовности к которому не был так уж уверен, несмотря на то что ждал его уже давно. Я был в панике. Все, что я в течение года собирался сказать ему, перемешалось в голове. А с другой стороны, я доволен тем, что он застал меня врасплох: если бы я знал заранее, что встречу его, то, скорее всего, просто бы не пришел.

Мы сели за высокий столик друг напротив друга. Я сделал большой глоток виски. Вик пристально смотрел на меня, практически не мигая. Было непривычно сидеть вот так напротив него и чувствовать себя не в своей тарелке. Мне стало грустно оттого, что мы больше не помолчим вместе, как раньше.

— Рад тебя видеть, — сказал я, чтобы немного растопить лед, к тому же это было правдой.

Он мой самый старый друг, первый настоящий друг со школы, парень, с которым мы многое прошли. Пусть это прозвучит глупо и сентиментально, но я никогда не переставал скучать по нему, с того самого последнего раза, когда мы виделись.

— Я тоже, хотя это меня и удивляет.

— Удивляет, что рад?

— Ну, не сказал бы, что прямо-таки рад.

Он улыбнулся уголком рта, своей обычной улыбкой а-ля Вик. Напряжение слегка спало.

— Old habits die hard.

— That’s what they say[5].

Мы одновременно сделали по глотку виски. Я бы, конечно, предпочел, чтобы он заказал мне пива, это позволило бы мне чаще отпивать из кружки, чтобы растворить все комки из слов, что застревали у меня в горле, однако следует признать, виски всегда был именно нашим с ним напитком. Меня тронуло, что он подумал об этом.

— У тебя накопились вопросы, — наконец прервал я молчание.

Он засмеялся, но смех прозвучал фальшиво.

— Да, есть парочка.

— Ну ладно, давай. Мы же наконец встретились, что уж.

— Действительно.

Он рисовал стаканом круги на столе, оставляя мокрые следы на темном дереве. Я упорно рассматривал эти пятна, стараясь не встретиться случайно глазами с Виком, когда он задаст мне вопрос, которого я так боялся.

— Скажи, Кам изменила мне с тобой?

Мне бы хотелось, чтобы он задал этот вопрос по-другому — я предполагал, что он спросит, спал ли я с Камиллой. На такой вопрос мне ответить было бы гораздо легче: секс — это черное или белое. Чуточку переспать с кем-то невозможно. Но понятие верности носит намного более интимный характер, более изменчивый.

— Я не спал с ней, Вик.

— Я спросил не об этом.

Я попробовал было уклониться от прямого ответа, прекрасно понимая, что это не сработает. Вик сам научил меня избегать прямых ответов, еще в те времена, когда наш неотразимый тандем охотился по барам. Не такие уж давние события, но они казались чем-то очень далеким.

— Тогда выражайся конкретнее.

— Обманывала ли она меня с тобой? Это ведь так просто, нет?

— Ну ты же знаешь, что это субъективно. Когда ты так спрашиваешь, ты вроде как подразумеваешь, что ответ должен быть хотя бы частично «да»?

Я одним глотком допил свой стакан и сделал официантке знак принести нам еще.

— Между мной и Кам всегда было что-то.

— Я знаю.

— Ну окей.

— Но я хотел бы понять, что это за что-то.

— Ну, я тоже. Я не могу объяснить. Между нами какая-то химия. Мне никогда ни с кем не было так хорошо. Ты понимаешь, надеюсь, что я хочу сказать…

— Ну да, конечно, понимаю, — заметил он сухо.

Я умолк и позволил опьянению затуманить мой мозг. Может, мне не надо было пить второй стакан после всего этого, но я вцепился в него, как утопающий в спасательный круг, стоило официантке поставить его передо мной.

— Ты знаешь, мне кажется, я все это знал еще тогда, — добавил Вик после долгого молчания.

По идее, он должен был бы тоже уже ощущать на себе последствия двух стаканов виски. Или ему пора бы прекратить врать самому себе. Скорее всего, все сразу.

— Я же видел, как она на тебя смотрела, прямо как на какого-то сраного супергероя. Никто и в подметки тебе не годился — самый крутой, самый юморной, такой весь из себя. Я ведь пытался, но…

— Вик…

— Нет, выслушай меня. Я все это ношу в себе уже целый год.

Я молча поджал губы. Можно говорить все что угодно, спал я с его бывшей или нет, но я был перед ним виноват. Я любил его девушку. Это не менее ужасно, чем если бы я с ней спал. Даже, наверное, хуже. Хотеть кого-нибудь — это вне нашей власти. Это химия, примитивный инстинкт. Но любить кого-то — значит стремиться проводить с ней как можно больше времени, хотеть понять и узнать получше, желать ее не только как грудь, попу или ноги. Пытаться понять ее сущность. А это требует времени — понимание.

— Я старался не замечать это все, что было между вами. Я пытался быть лучше тебя, показать, что могу ей дать больше, чем ты.

— Например, что?

Мне не следовало задавать этот вопрос, но моя гордость была задета.

— Семью, детей, что-то серьезное, стабильное.

— А ты думаешь, что я не способен предложить ей что-то подобное?

— Ну, я не утверждаю, что ты не способен, но ты же не хочешь на самом деле. Это все не в твоем стиле.

— А тебе не кажется, что это и не в ее стиле?

Я чувствовал себя не в своей тарелке. Я немного нервничал, моя гордость была уязвлена. Я хотел доказать ему, что знал Кам лучше, хотя на самом деле мне бы следовало промолчать. Надо было выслушать упреки и оскорбления смиренно, дать ему высказаться. Он заслуживал этого, учитывая обстоятельства. Я думал, что Вик разозлится, начнет со мной спорить. Но он внезапно отвел глаза и грустно улыбнулся, так что мое сердце разбилось на две половинки, на две равные части, оставшиеся у меня в грудной клетке.

— Именно так. Только когда я понял, что на самом деле только толкаю ее к тебе, до меня дошло. Вместе вам было лучше как раз именно потому, что то, что ты не мог ей предложить, ей и не нужно. Ты помнишь, каким я был до встречи с ней?