Аллегория радужной форели - Мари-Кристин Шартье

Голос парня, зовущий ее откуда-то со двора, избавляет меня от необходимости отвечать на вопрос. Но прежде, чем выйти из кухни, Валери бросает:

— Подумай об этом, Макс, это все, о чем я тебя прошу. Потом ты волен делать все, что хочешь, но, если интересно мое мнение, в жизни есть вещи, которые не стоит упускать.

И она оставляет меня в одиночестве среди остатков еды и моего экзистенциального кризиса. Но она права на самом деле. И это не про ребрышки.

Кам

Гости уже начали разъезжаться, а я пока уютно устроилась у гриля. На улице холодно, но здесь, возле огня, закутавшись в одеяло, которое мне выдал Дейв, я чувствую себя отлично. Дейв сидит рядом, пьет пиво с задумчивым видом. И я задаю ему вопрос:

— Как ты, не стрессуешь от всей этой свадебной суеты?

Он улыбается.

— Нет. Ну ты же знаешь Вал. На самом деле, у меня и права голоса-то особого нет.

— И это тебя не раздражает?

— Да нет, конечно. Ей нравится, она счастлива. А мне этого вполне достаточно.

Он несколькими глотками допивает пиво и встает.

— И ей наверняка надо помочь с посудой.

Он извиняется и возвращается в дом. Я продолжаю потягивать красное вино, наслаждаясь одиночеством. Я выпила больше, чем собиралась, поэтому останусь ночевать. Алкоголь, похоже, помог мне спокойнее пережить присутствие Макса, которого я старалась весь вечер избегать.

Дверь патио за моей спиной шумно отъезжает. Я даже не поворачиваю головы, чтобы посмотреть, кто это, — я слишком уморилась, чтобы двигаться. Макс садится рядом со мной.

— Надо отдать Вал должное, она умеет закатывать вечеринки.

Я не отвечаю. Макс ерзает на стуле, пытается принять удобную позу. Несколько минут мы молча смотрим на огонь, а потом Макс вздыхает:

— Я скучаю.

— Я знаю.

Я делаю глоток вина, чтобы заглушить слова, которые изо всех сил стараются вырваться наружу. И наконец умудряюсь произнести:

— Я тоже.

— Я знаю.

— И что нам делать?

— Все, что в наших силах.

Я тихонько смеюсь. Воздух пахнет костром и осенью. И мне хорошо. У нас важный разговор, но пока все идет классно. Куда он нас приведет? Без понятия. Макс, уставившись в огонь, продолжает:

— Валери мне сказала, что я тебе не друг.

— Догадываюсь. Она зациклилась на этом с тех пор, как мы познакомились.

— Возможно, она права.

— Прости?

Я поворачиваюсь в его сторону, открыв рот. Макс отрывает взгляд от огня и смотрит прямо мне в глаза.

— Она считает, что я тебе не друг по-настоящему. Что я не веду себя, не мыслю как друг. И я не могу сказать, что она не права. Я тебе не друг.

— Ты не друг или ты не хочешь им быть?

Время и пространство вокруг нас зависли, воздух стал будто стеклянным. Если протянуть руку, я могу до него дотронуться. Но я боюсь пошевелиться.

— Я больше не хочу быть просто другом. Я хочу большего. Я всегда хотел большего.

— Когда-то ты мне сказал прямо противоположное.

— Раньше все было по-другому.

— Ну да, а сейчас все сложно.

— Почему?

— Мы зашли слишком далеко, Макс. Вспомни, что случилось на той неделе: как ты себя чувствовал?

Он снова уставился на огонь. Отблески пламени играют на его лице. Он выглядит сейчас совершенно рыжим и кажется мне невероятно красивым. Это не открытие — он всегда был красивым. Новость для меня — это то, что я наконец позволяю самой себе признаться в этом.

— Все совсем запуталось. Не так, как будто мы просто перестали разговаривать друг с другом. Стало чуть более неловко, чем обычно, но полного разрыва не случилось. А если бы случилось? Если бы все пошло прахом?

— А если бы не случилось и не пошло?

— Понимаю, тебе хотелось бы в это верить, но самое ужасное — мы прекрасно знаем, что не способны толком все это контролировать. До чего мы можем дойти.

Он сжал зубы, кожа на скулах натянулась. Мне хочется прикоснуться к нему, к щеке, к шее, ощутить напряженную мышцу, как она расслабляется под моими пальцами. Но я сдерживаюсь. Я прекрасно научилась это делать.

— Я пришел к выводу, что хотел бы верить в то, что на этот раз все получится. И я хотел бы попробовать.

— Не говори того, о чем будешь потом жалеть, Макс.

— Ну да. Тебе страшно. Мне тоже. Это нормально, я думаю. Но сможешь ли ты жить с этим?

— С чем?

— С этими «если». Мы же с тобой оба одиноки. У нас обоих были свидания и отношения с людьми, которые не имели для нас особого значения. Но что мы будем делать, если это изменится? Сможешь ли ты остаться со мной, если я приведу другую девушку на бранч к моему отцу?

— Без бранчей с твоим отцом я как-нибудь переживу.

— Ты прекрасно понимаешь, о чем я.

У него в глазах горит настойчивый огонек. Макс редко бывает со мной жестким, только когда понимает, что прав. И я это сознаю в глубине души. Я знаю, что все эти семейные бранчи были бы предательством, если бы проходили не со мной. И что его отец может быть каким угодно нарциссом и уродом, но только я могу подбодрить Макса после встречи с ним! Никто другой, только я. Только я.

— В любом случае я знаю, чего я не переживу. Я не хочу, чтобы кто-то другой пил O’Keefe и говорил о рыбалке с твоим папой. Я этого просто не вынесу.

Он придвигает свой стул к моему и наклоняется. Его лицо вдруг оказывается совсем близко, его рука скользит по моей щеке таким легким движением, что я сомневаюсь, не воображение ли это разыгралось. Сердце скачет так буйно, что, кажется, оставляет в груди синяки.

— Макс…

— Я не собираюсь тебя целовать.

— Ой.

— Я хотел бы тебя поцеловать. Но не против твоей воли. Я поцелую тебя, когда ты будешь готова. И знай, что я смогу ждать еще очень долго.

Он встает и идет к двери. Я прямо жажду его, но не шевелюсь. Это странно — жаждать кого-то. Это гораздо болезненнее, чем хотеть пить. И спонтанно, не раздумывая, я спрашиваю:

— А как ты узнаешь?

— Что узнаю?

Он останавливается и ждет вполоборота. Мне виден только краешек его лица. И этого достаточно, я могу вообразить остальное.

— Когда можно будет поцеловать.

— Я это пойму, и все. Доверься мне.

Кажется, так просто. Довериться, броситься в объятия. Но если