Измена. Верну тебя, жена - Ира Орлова

Она делает паузу, заглядывает в бумаги.

— Детей суд обычно оставляет с матерью. А с вашего бывшего — алименты, минимум четверть дохода. Но можем запросить больше, если докажем высокий уровень жизни сына.

— Бизнес был открыт до брака...

Светлана хмыкает, её глаза сужаются, как у хищника, что чует добычу:

— Проверим. Запросим выписки из ЕГРЮЛ, посмотрим, на кого оформлен, какие доходы, счета. Если он выводил деньги или скрывал прибыль — найдём. Он банкротил что-то? Долги?

— Не знаю… — шепчу растерянно. — Он не говорил про долги. Бизнес приносит хорошую прибыль, но я не вникала.

Она кивает, стучит ручкой, как будто ставит точку:

— Выясним. Что мы делаем дальше: подготавливаем иск на расторжение брака и раздел имущества. Фиксируем, что сын остаётся с вами — учитывая возраст, проживание, привязанность. Супруг пусть радуется, если суд ограничится алиментами. Оцениваем стоимость имущества с независимым экспертом, по правилам гражданского процесса. Просим суд применить обеспечительные меры, чтобы он не решил переписать активы на свою очередную "наважденческую музу" или ещё кого. Есть шансы оставить его с носом, если он сам накосячит. Мой совет: ищите любые улики — чеки, переписки. Не говорите ему, что были у меня. Пусть думает, что вы в прострации. Когда получит повестку — будет поздно. Готовы?

— Да, — отвечаю уверенно.

Мы заканчиваем со всеми формальностями, и я выхожу из офиса Светланы. Холодный воздух бьёт в лицо, дождь моросит, капли стекают по стеклу машины.

Мысли о том, что Артём мог тратить наши деньги на эту свою «другую», не дают покоя. Крутятся в голове, как заевшая пластинка. Я бы поделила всё поровну, честно. Не стала бы бороться за каждый рубль в иной ситуации. А что если он скрывал доходы, тратил семейные деньги на неё?.. Это не отпускает, жжёт, как раскалённый уголь.

Мне нужно двигаться дальше. Вернуть жизнь в порядок. И первым делом — забрать Максима. Поэтому еду к свекрови. Паркую машину у забора, выхожу, вдыхаю сырой воздух с привкусом осени. Звоню в дверь, и она открывает, мягко улыбаясь.

— Аня, заходи, — с теплом говорит она. — Ты бледная. Всё ещё болеешь? Чай будешь?

— Нет, спасибо, — отвечаю ровно, стараясь не выдать своих истинных чувств. — Я за Максом. Как он?

— Да нормально, с альбомом старым возится, — она кивает в сторону гостиной, где слышно, как Максим что-то напевает. — Аня, а что у вас с Артёмом? Он не звонит, не приезжает… Я волнуюсь. Что случилось-то?

Я стискиваю зубы. Не хочу рассказывать — не сейчас, не ей. Пусть он сам выкручивается.

— Пусть Артём сам расскажет, — говорю я, холодно, отрезая её вопрос. — Это его дело.

Она хмурится, губы поджимает, но молчит. Только вздыхает, качает головой. Я прохожу в гостиную. Там мой мальчик — сидит на диване, перед ним раскрытый фотоальбом, старый, с потёртой кожаной обложкой. Он улыбается, тычет пальцем в какую-то страницу. Я сажусь рядом.

— Мам, смотри, тут папа молодой, и прическа у него смешная! — весело произносит сын, показывая снимок.

Я бросаю мимолётный взгляд — Артём, лет двадцать, в дурацкой клетчатой рубашке. Рядом — Димка и какая-то девочка, худенькая, с длинными косами, в джинсовке. Они смеются, стоят у здания, похожего на университет. Я не вглядываюсь — мне всё равно, кто там с ним. Лишь бы не видеть его лицо.

Елена Павловна наклоняется, улыбается.

— Это твой папа в студенческие годы, с друзьями. Весёлые времена были. Это дядя Дима — ты его не узнал? Они уже тогда не разлей вода были. А эта девочка… с которой он дружил в то время. Как же её звали… Катя, кажется.

Я киваю, натянуто улыбаясь. Не хочу копаться в его прошлом — хватит с меня настоящего.

— Пойдём домой, Макс, — поторапливаю сына. — Собирайся.

Максим бежит за рюкзаком, а Елена Павловна смотрит на меня. Хочет что-то спросить, но я отворачиваюсь. Беру его куртку, помогаю застегнуть молнию.

Мы выходим к машине. Дождь усиливается, капли стучат по капоту. Я усаживаю Макса на заднее сиденье, пристёгиваю ремень. Еду домой. Радио тихо играет что-то невнятное, а он болтает про школу, про бабушкины пирожки. Я улыбаюсь ему через зеркало. Но в голове — пустота.

Дома я уложу его спать, а потом начну искать улики, как велела Светлана — чеки, записи, всё, что поможет выжать из Артёма каждый рубль, что он мог тратить на неё. Он предал нас, и я не остановлюсь, пока он не заплатит.

Глава 23

Проходит неделя, серая, как осенний дождь, что барабанит по окнам моего дома, если Светлана сделает всё, как обещала.

Я сижу в кабинете Артёма, в его кожаном кресле, что пахнет его одеколоном, и копаюсь в документах, как воришка, что боится быть пойманным. Благо, он педантичен до тошноты — все папки подписаны, аккуратно разложены по полкам: счета за дом, налоги на машины, выписки по автосервису, договоры с поставщиками.

Листаю их, глаза бегают по цифрам, но ничего подозрительного не нахожу. Ни скрытых счетов, ни странных переводов, ни чеков за дорогие подарки для неё, кем бы она ни была.

Светлана велела искать улики, и я стараюсь, но каждый листок, каждая подпись его рукой, как укол в сердце, напоминание о том, что я доверяла ему двенадцать лет.

И только один нижний ящик в его столе, с маленьким замком, что не поддаётся. Я пробую всё: скрепку, даже нож для бумаги, но все тщетно.

Что там? Документы на фирму? Счета, которые он скрывал? Или что-то хуже — письма, фотографии, следы этой его «наважденческой любви»?

Сижу, уставившись на ящик, пальцы дрожат, и злость кипит не только на него, но и на себя, за то, что не могу открыть эту чёртову деревяшку. Бросаю нож на стол, он звякает, и я откидываюсь в кресле, закрываю глаза. Не сегодня. Но я найду способ.

Телефон жужжит на столе, снова имя Артёма на экране. Пятый раз за неделю, или шестой, я сбилась со счёта. Не беру трубку, не хочу слышать его голос, его оправдания, его «Ань, это не то, что ты