Теория гибрида - Пенн Кэссиди

Прежде чем я успела пошевелиться, Шона отбросило назад на матрас, и появилась стена потрескивающего фиолетового света. Она окружала его, как цилиндр, запирая внутри и удерживая на кровати. Я узнала в нем ту же магию, которая удерживала меня в моей собственной постели. Это объясняло, почему они не держали его в цепях, и я была благодарна за это.

Когда я вошла в комнату, кто-то дернул меня за футболку. Я резко развернулась, столкнувшись с грудью Фауста. Его глаза были прикованы к Шону, но его слова предназначались мне.

— Может, тебе стоит сдержаться. — Я почувствовала, как его ладонь скользнула по моему бедру, крепко сжимая пальцы. Я нахмурилась, задаваясь вопросом, кто, черт возьми, дал ему право прикасаться ко мне, когда ему вдруг захочется.

Я оторвала его руку от своего бедра.

— Помнишь наш маленький разговор в посольстве?

Его глаза опустились. Они были такими темными, что казались почти черными, когда он усмехнулся мне.

— Как я мог забыть?

— Тогда примени это знание в следующий раз, когда почувствуешь желание сказать мне, что делать.

— Это не игра, Сиренити. Он опасен.

Я отступила назад, фыркнув.

— Я тоже, Фауст. Я тоже. — Я почувствовала, как мои глаза заблестели, став черными для пущей выразительности. Глаза Фауста расширились, и он быстро отступил на шаг. Я нахмурилась.

Что за черт?

Он прочистил горло, словно спохватившись, и снова расправил плечи. И тут до меня дошло. Мои глаза… Мне стало интересно, выглядят ли они по-другому теперь, когда я гибрид. Я съежилась, просто подумав об этом имени в своей голове. Но что, если бы я выглядела по-другому? Страшнее? У меня не было возможности увидеть себя волчицей в зеркале, поэтому я понятия не имела, какой образ у других сложился обо мне в их представлении. Хотя не стану лгать, я действительно почувствовала некоторое удовлетворение от того факта, что мне удалось вывести Фауста из себя.

— Со мной все будет в порядке. Он не причинит мне вреда. — Обернувшись, я посмотрела на Шона.

— Ты буквально только предполагаешь, — раздраженно сказал Фауст. — Он не знает, кто и где он сейчас. Он руководствуется страхом и инстинктом «оторвать тебе голову».

Я бросила взгляд на Фауста через плечо.

— Может быть, он набросится и заберет меня, тогда тебе больше не придется нянчиться со мной.

Он нахмурился, но сказать на это было нечего. Атлас прислонился к дверному косяку, и я увидела, как он протянул руку и схватил Фауста за бицепс, прежде чем тот успел сказать или сделать что-либо еще.

— Давай, ты справишься, — сказал он.

Шон сгорбился, растрепанные волосы обрамляли его лицо и плечи. Я подошла на несколько шагов ближе, ощущая исходящий от него волнами запах страха и адреналина. И снова я почувствовала запах, что это был мой брат, но также было что-то другое, и это заставляло меня действовать осторожно.

— Шон… — Я протянула руку. — Это я.

Низкое рычание вырвалось из его груди и продолжалось, как у собаки, загнанной в угол, из которого нет выхода. Когда я приблизилась к магическому барьеру, смогла вблизи разглядеть его желтые волчьи глаза, и они, казалось, быстро вибрировали. Очевидно, он был неустойчив.

— Это Рен, — тихо сказала я, пытаясь скрыть любые следы страха или угрозы в моем тоне. — Ты…

Рычание вырвалось из его горла, когда он снова сделал выпад, врезавшись в барьер, который затрещал в воздухе между нами. Я не дрогнула, хотя парни позади меня двинулись вперед как единое целое, просто подняла руку, останавливая их от приближения. Удивительно, но они послушались.

— Шон, — повторила я. Теперь я была прямо у барьера, и когда вытянула ладонь вперед, она зазвенела от покалывания магии, заставляя ее пульсировать наружу, отталкивая назад, чтобы я не могла пройти сквозь нее. Бастиан проделал хорошую работу над этим.

Шон вытянул руки по бокам, грудь вздымалась. Его лицо, такое знакомое и в то же время такое чужое, было желтоватым. Под глазами у него были синяки, а щеки ввалились. Его кожа была серовато-бледной, что говорило о том, что его морили голодом в той ужасной тюремной камере.

Я почувствовала, как несколько слезинок защипали мне глаза. Вместо того, чтобы вытереть их, я просто позволила им упасть. Они окрасили мои щеки в кровь, но мне было все равно. Это было Шон… во плоти и живой.… Все остальное было просто деталями.

— Мы тебя вылечим, — прошептала я, снова прикасаясь к барьеру. Я шмыгнула носом, когда полились новые слезы. Я ненавидела плакать на глазах у всех остальных, но, по крайней мере, они не могли видеть моего лица. — Клянусь, мы тебя вылечим и вытащим отсюда. Мне так жаль, что я не знала…

Он склонил голову набок. Это было такое звериное движение. Но затем он сделал шаг вперед, а затем еще один, и еще. Я чувствовала, как напряжение исходит от парней позади меня, и я без сомнения знала, что они разорвут Шона на части, если он подойдет слишком близко. Ну, по крайней мере, Август и Меррик. Фауст мог бы принести попкорн и насладиться кровавым шоу.

Теперь Шон был прямо напротив магии, так что мы были в нескольких дюймах друг от друга. Он был по крайней мере на голову выше меня, именно таким, каким я его запомнила. С такого близкого расстояния я все еще могла различить каждую маленькую веснушку на его лице, точно такую же, как у меня. Наши черты были настолько похожи, что некоторые люди решили, что мы близнецы. Никто бы никогда не догадался, что у нас даже не один отец.

Кстати, о его отце…

— Зачем ему делать это с тобой? — Спросила я, в замешательстве качая головой. — Это не имеет смысла. Я мерзость. Я — внебрачный ребенок, а не ты. Ты золотой ребенок…

Грохот в его груди прекратился, осталась только тишина. Его плечи вздымались не так сильно, а голова все еще была наклонена.

Я шмыгнула носом, вытирая слезы рукавом рубашки.

— Я облажалась, Шон. Я должна была догадаться, что что-то не так, когда они не позволили мне увидеть твое тело на похоронах. Боже, я такая гребаная дура. — Снова подняв ладонь, я приложила ее к магии. — Я надеюсь, ты сможешь простить меня, когда все это закончится. И это закончится, я чертовски уверена. Обещаю, что верну Трикс, и Локсли, и всех тех девушек, которых они похитили. Клянусь, я разоблачу этого ублюдка. Я умру, пытаясь, если до этого дойдет.

Снова воцарилось молчание, пока он смотрел на меня. Я надеялась, что он