Американка - Хэдди Гудрич

Только теперь можно было прогладить плечики, убирая последние складки, а в самом конце — спинку. И вот идеальная рубашка, горячая и воздушная, словно тает в руках, как масло.

— В жизни важно уметь погладить мужчине рубашку. Тогда он будет уверен, что, выйдя из дома, произведет хорошее впечатление своим безупречным внешним видом.

Анита повесила рубашку Риккардо на вешалку и выключила утюг.

— Сегодня рубашек больше не будет, но в следующий раз ты вспомнишь, как надо гладить?

— Вспомню.

— Хорошо. А сейчас иди собирайся. Через часок придет Луиза, и мы все вместе зайдем за Джезу[16].

Меня прозвище друга рассмешило.

— Ты его так называешь?

— А как мне еще его называть?

В комнате Анита надела черную юбку с пайетками и черную шифоновую блузу с цветочным орнаментом. Образ аргентинской танцовщицы дополнили золотые серьги и бусы с цветными камнями. Анита сияла. Она удовлетворенно смотрелась в зеркало. Кажется, юбка-колокол стала меньше жать ей в талии — наверное, она сбросила два-три килограмма.

— Видишь, сигареты мне пригодились, — заявила Анита и отправила меня к себе надеть что-нибудь симпатичное.

У меня было только одно подходящее платье. Я его ни разу не надела за эти месяцы. Но оказалось, что пояс на нем не сходится. Я поправилась. Я сдернула платье и начала рассматривать себя в зеркало. В отчаянии я изо всех сил пыталась узнать себя в этой пухлой девочке в голубых трусах. Мне захотелось эту девочку задушить. Это она желала во что бы то ни стало получить новые впечатления, но не участвовать в них на самом деле, а отсиживаться в безопасности на кухне. Это она прикидывалась жадной до жизни и хотела бунтовать против Америки с ее тусклыми пригородами, против тофу и бамбука, но бунтовала не поступками, а только словами. Да и даже так у нее не получалось, потому что эта идиотка не могла сказать «нет», не в состоянии была высказать хотя бы одну интересную мысль. Эта девочка могла только наблюдать за жизнью, которая проходила мимо нее. Это именно она хотела быстрее повзрослеть — пустая трата сил! — но вместо того, чтобы выросла ее душа, увеличилось ее тело. А расплачиваться за это должна я!

Я опять натянула на себя платье и объявила Аните, что готова. Она возмущенно посмотрела на меня. Как я могла пойти на танцы в этом! Если у меня совсем ничего другого нет, она попросит Луизу прийти пораньше и принести что-нибудь элегантное.

Подруга Аниты тоже оделась в черное, ее декольте подчеркивало длинную шею, а черные стрелки — кошачий разрез глаз. Луиза и мне принесла черное платье. Может, нам всем на Хэллоуин нарядиться кошками? Или пойти на похороны. Я надела платье с мрачным видом. Я знала, что веду себя по-детски, но не могла себя пересилить. Платье оказалось мне впору. Луиза сказала, что оно подчеркивает грудь, а Анита — что я красивая.

В машине у меня замерзли ноги. Хесусу повезло — он-то в брюках. Мой друг был полон энтузиазма, благоухал туалетной водой и все время тянулся вперед, чтобы переброситься шуточками с Анитой и Луизой, расположившимися на передних сиденьях. Я уже хотела вернуться домой, но меня увлекла ночная панорама: она магнитом притягивала взгляд. Линия огней обрамляла залив, а сам он казался сшитым из идеально ровного куска черного бархата. Ночное море было совсем не похоже на дневное, сейчас она выглядело как темное пространство без глубины, как огромная пустота. Когда мы проехали порт, я увидела корабль, словно подвешенный над зеленой полоской освещенной воды.

— Ловят угрей, — объяснила Анита. — Угри активны ночью.

Дома закончились, продолговатое здание старой фабрики на мысе, как последняя сторожевая башня, отпустило нас в долгий путь. Постепенно, пока мы удалялись от Кастелламмаре, я осознала, что этот городок — последнее убежище перед гористым берегом, который простирался, словно протянутая рука. Пляж закончился, и, может, других мы больше не увидим, ведь мы ехали вверх по горной дороге. Она отделяла нас от бухты, которая, как я поняла только сейчас, обернувшись на огни за спиной, формой напоминала объятие.

Мы заехали в туннель. Желтый свет и удушающий смог заполнили салон. Однако в машине воцарилась неожиданно радостная атмосфера, которая стерла все морщины с возбужденного лица Луизы. Дорога внутри горы была прямой и свободной, и Анита нажала на газ. Но вскоре мы вновь погрузились в ночь, выехав на тот же нависающий над морем серпантин. Я старалась не смотреть вниз. Вместо этого мой взгляд следовал за россыпью красных горящих фар, частью которой являлись и мы. Или за вертикальным склоном горы, освещенным белыми огнями машин, следующих нам навстречу, — в них были счастливцы, которые ехали домой спать. Я видела светлые камни, может, это кальций или доломиты, о которых рассказывал Умберто. Я смотрела на их шершавую поверхность — в каждом их углублении, как в открытой ране, росли колючие кусты розмарина, — и мне казалось, что так я крепче цепляюсь за дорогу. За камнями следовали оливковые рощи и другие растения, которые могли нас защитить. Каждый раз, проезжая мимо очередного курортного городка, например, Вико-Экуенсе, я думала, что мы уже приехали. Но я следила за собой и запретила себе задавать этот наивный вопрос.

В Сорренто ночная жизнь била ключом, и я помрачнела еще больше. Камни мостовой были освещены множеством огней, по ним стучали и стучали каблуки. Казалось, что ночь — это не конец дня, а его начало, что сейчас не конец осени, а разгар лета. Мы шли, и я думала: «Может, вот на этой улочке или на этой площади находится та гостиница, в которой Даниеле бросил жену с неродившимся ребенком?»

Мы направлялись в «Калимера Клаб». Неоновая вывеска, целых три танцевальных зала, могли удовлетворить самые разные музыкальные вкусы, любой танцевальный каприз. Мы зашли в бар с фортепиано, двери бара выходили в сад. Анита и Хесус сразу ввинтились между танцующими, заскользили по паркету — черному и сияющему, как фортепиано в углу площадки. Они танцевали что-то, напоминающее фокстрот. Анита, наверное, выучила движения еще в молодости, на танцах в родном городе. Где научился танцевать фокстрот Хесус, я не знала. Мы с Луизой сели за столик, заказали грушевый сок для меня и «Бейлиз» для Луизы.

— Хочешь попробовать, Фрида? Это не виски, тебе понравится.

— Нет, спасибо.

— Да ладно, попробуй.

Я отпила глоток.

— А он сладкий.

— Вот видишь.

Луиза неуверенно улыбнулась, словно хотела еще что-то сказать, но не знала, подходящий ли момент. Она закурила, рассматривая танцующие пары, их