Русский романс - Наталья Гончарова

– Я вас понимаю, – с улыбкой, чувственно прошептал он, и наклонился ближе, словно пытался разглядеть ее, сквозь тусклый свет свечи.

Ее глаза были точно у испуганной косули, зрачки, почти закрыли радужку и казались чернее самой темной ночи. Грудь ее от волнения тяжело вздымалась, так что он ощущал ее легкое дыхание на своем лице.

В одну секунду меж ними все переменилось. Она больше не смотрела на него с прежней враждебностью, в ее взгляде было любопытство и что-то еще, что-то что он и сам когда-то чувствовал, но утратил, а с годами позабыл.

Так в полной тишине, укрытые безлунной ночью, они молча стояли друг против друга, не то изучая, не то любуясь, как вдруг Анна рассмеялась, и дотронувшись ладонью до груди Николая, мягко отстранила его. Он молниеносно, перехватив ее ладошку, крепко сжал в своей руке и прижал к груди, там где его сердце гулко билось.

Испугавшись не то быстроты жеста, не то его интимности, она тотчас же отдернула руку, словно коснулась живого огня.

Ему и самому было теперь не до смеха, но уже по другой причине.

– Простите, я не должен был.

Воцарилась неловкость, пришедшая так быстро на смену почти интимной близости.

– Забудем, верно, херес тому виной, – прошептала Анна, едва ли веря своим словам.

– Да, тому виною херес, – покорно согласился Николай, хотя уж ему ли было не знать, что едва ли за весь вечер он выпил и полбокала. Но это объяснение, как нельзя лучше, усыпило ее тревогу.

– Право мне пора, зажгите же свечу, я совсем не хочу, чтобы вы убились в потемках, – назидательно проговорила Анна, чувствуя себя опять уверенно в образе строгой гувернантки, помогавшей ей скрывать чувства, и оберегать себя от окружающего мира. Так было спокойнее.

– Благодарю, и доброй Вам ночи, Анна Тимофеевна.

– Доброй ночи Николай Алексеевич, – и сотканная, словно из света и тени, Анна скрылась в ночи.

Он постоял недолго, погрузившись в мрачные мысли и неясные чувства, но ни в том, ни в другом не разобравшись, отправился спать. Что ж, к утру магия верно рассеется, – подумал он, – ведь магия влюбленности и раньше случалась с ним нередко, но отчего то загрустил, ведь кому же хочется расставаться в жизни с чудесами.

На следующее утро, вопреки обычному нежеланию выбираться из постели, Анна, встала легко и просто. Мир, словно из черно-белого превратился в цветной. Все кругом стало ярче, пение птиц громче, а запахи с кухни слаще. Подойдя к окну, она прильнула щекой к холодному стеклу и мечтательно закрыла глаза, сердце будто пело в груди. Сегодня перед зеркалом она провела времени чуть больше обычного, вместо тугого аскетичного узла, волосы завязала в пышный валик, выпустив кокетливо несколько прядей у виска и изгиба шеи. Еще вчера, казалось, она ненавидит его, с наслаждением пестуя обиду, но девичьи чувства так непостоянны, словно гроза в июньский день, все прошло, едва начавшись, как будто и не было никакой обиды, и в небе и на душе засияло солнце.

Разбудив девочек, Анна, второпях, помогла им одеться, и попутно объявив, что утренних занятий не будет, повела их на прогулку. Скороговоркой объяснив, что ничто не располагает к знанию так, как свежий утренний воздух, отправилась с ними в сад. По правде сказать, холодный утренний воздух был нужен только ей. В голове все смешалось, а щеки горели огнем, ей необходимо было побыть одной и разобраться со своими мыслями и чувствами.

Для нее и самой, стало неожиданностью, как быстро она простила его, и хотя она убеждала себя, что она поступила по-христиански, и что нет нужды держать камень на сердце, ведь и добрый человек может совершить плохой поступок, равно как и дурной, способен на благородство и самоотверженность. Но сердце то знало, что ни вера, ни христианское всепрощение, ни великодушие здесь не причем, и что сердце охотнее прощает того, к кому благосклонно, тогда оно найдет и доводы, и аргументы, и оправдания.

В будничных заботах прошел день, близился вечер, то возвышенное чувство, с которым она встала утром понемногу растворилось, она так жаждала встретить его, что тревожась весь день, казалось, перегорела до срока, словно слишком короткий фитиль. Подали ужин, но ни Степан Михайлович, ни Николай не пришли. Появился Тихон, с посланием к Нине Терентьевне, «мол, так и так, их степенство с гостем не ждать к ужину, оне решили отправиться в увеселительные заведения, подчевайтесь без них».

После этих известий Анна совсем приуныла, все что она надумала с утра, теперь с ясностью виделось не более чем плодом воображения. Настроение, словно качели, вот еще минуту назад воспарили вверх, а вот падают на скорости вниз. Ее однообразная жизнь, была так скудна на события, эмоции и чувства, что теперь, когда появился лишь малейший повод, все что дремало в ней, заложенное природой, грозило вырваться наружу, не взирая ни на что и сметая все вокруг. Она слишком долго хоронила себя, скрывая мысли и чувства в туго зашнурованном корсете и застегнутом на все пуговицы платье, будто в чулане. Она как музыкант, чья скрипка, пролежала в пыльном футляре так долго, что он позабыл, как на ней играть.

Обессилев от тревожных мыслей, она решила поступить так, как поступала всегда, вверить себя в руки судьбы, и пусть река событий либо вынесет ее целой и невредимой на берег, либо утопит в своих холодных темных водах, как во вчерашнем сне.

В тот вечер, отобедав в ресторации, и находясь в приличном подпитии, Степан Михайлович, его приказчик Копылов и Николай Алексеевич, решили продолжить гуляния в трактире, благо он находился, аккурат, через два дома, как раз рядом с Михайловской ресторацией. И вот уже не лощеные официанты в шелковых перчатках встречают господ, а половые в засаленных рубахах и грязных передниках. Николай до отвращения не хотел ехать сюда, но Кузнецов был непреклонен, к тому времени он уже находился изрядном подпитии, впрочем, как и его приказчик, словом, компания гулять лишь начинала, следовательно, отказать им было до крайней степени неприлично. Усевшись за свободный и «чистый» стол, Николай едва оперся на него, как тотчас пожалел, лацканы его пальто так и прилипли к поверхности. Чистота, не то качество, за которое любили трактиры. Но атмосфера была лихая и непринужденная, так что он, находясь в крайнем предубеждении, волей неволей