Разве это не романтично? - Лисса Кей Адамс

на любого мужчину, который проявлял к ней интерес. Но только Влад заставлял ее трепетать, и она никогда не забудет, как это случилось в первый раз. Тот первый намек на возбуждение. Как перехватило дыхание. Момент, навсегда превратившего Влада из ее представления, из мальчика в мужчину, из друга в... кого-то еще. Ей было шестнадцать, а ему восемнадцать, и, как и миллион раз до этого, он снял перед ней футболку, чтобы прыгнуть в бассейн. Но, в отличие от миллиона раз до этого, она разглядела его. По-настоящему увидела. Ушел долговязый мальчик из детства, и на его месте был тот, кто заставлял ее сердце биться чаще.

Ее сердце все еще частило. Возможно, так будет всегда. Возможно, это был ее личный крест, который она должна нести. Ее епитимья.

Елена стряхнула с себя воспоминания и с головой ушла в готовку. Час спустя, когда суп уже закипал, а тесто было готово, она услышала лай собаки у входа.

Елена выглянула из-за угла кухни. Соседский пес прижался носом к окну справа от двери. Увидев Елену, он завилял хвостом и издал еще один восторженный лай. Елена подошла к двери.

— Эм, иди домой, песик.

— Ты можешь впустить его.

Елена резко обернулась и увидела Влада, тяжело опирающегося на костыли на верхней площадке лестницы.

— Что ты делаешь? — спросила она, перепрыгивая через две ступеньки за раз. — Тебе следовало позвать меня.

— Я чувствую запах солянки, — сказал он хриплым после сна голосом. Он надел футболку и баскетбольные шорты. Одна сторона его волос стояла дыбом, как будто он заснул на них, пока они были еще влажными.

— Почти готово. Я принесу тебе немного. Возвращайся в постель.

— Я хочу спуститься вниз.

Елена стояла у него за спиной, пока он спускался на костылях, ступенька за ступенькой. Пес снова гавкнул, когда заметил Влада.

— Впусти его — сказал Влад, кивая на дверь.

Елена открыла дверь, и соседский пес вбежал внутрь.

— Твоя нога! — предупредила она.

Влад просто щелкнул пальцами, и пес послушно сел.

— Хороший мальчик, — сказал Влад. Он посмотрел на Елену. — Тебе нужна помощь на кухне?

— Предполагается, что я буду помогать тебе. Пойдем на диван.

Пес следовал за Владом по пятам по коридору и налево в гостиную. Просторная комната была обставлена скудно, но уютно. Напротив большого камина стоял длинный серый раскладной диван, по бокам от которого стояли два мягких кресла, а широкие окна выходили на задний двор. Кожаная оттоманка в центре служила кофейным столиком, а над камином висел большой телевизор.

— Садись, — приказала Елена. — Я пододвину оттоманку поближе, чтобы поставить ногу. Лед нужен?

— Не сейчас, — проворчал Влад, пятясь назад, пока его колени не коснулись дивана. Затем, придерживая костыли для равновесия, медленно опустился садясь. Елена быстро подвинула оттоманку, чтобы он мог поставить на нее ногу. Влад откинулся на диванные подушки и потер глаза. Пес положил голову на здоровое колено Влада в поисках ласки.

Влад подчинился.

— Как долго я спал?

— Около двух часов.

— Не помню, когда ушли друзья.

— Они сказали, что ты вроде как отключился.

Он провел рукой по заросшему густой щетиной подбородку.

— Я чувствую себя пьяным.

— И ты собирался спуститься по лестнице в таком виде? — Уголок его рта приподнялся в извиняющейся улыбке, и ее сердце подпрыгнуло. — Принесу тебе суп.

Она побежала обратно на кухню, прежде чем он успел заметить, что с ней происходит. Налила в миску кипящего супа, высокий стакан молока и отнесла все это в гостиную, где поставила на маленький столик рядом с диваном.

— Принести тебе поднос или что-то в этом роде.

— Мне он не нужен, — сказал Влад, потянувшись за миской. — Я почти все свои блюда ем в таком виде, когда бываю дома.

— Это не очень по-русски с твоей стороны.

Он пожал одним плечом.

— Здесь слишком тихо, чтобы есть за столом в одиночестве.

Возникший в воображении образ был настолько полон одиночества, что Елена почувствовала, как что-то неприятно сжалось у нее в груди. Влад ел в одиночестве, а у его ног сидела чужая собака.

Влад проглотил большую ложку, и с его губ сорвался стон.

— Срань господня, Леночка.

На этот раз ее сердце полностью остановилось. Леночка — это ласковое прозвище, которым он и его родители называли ее, когда она была маленькой. Это было обычное уменьшительное для Елены имя в России, но собственный отец никогда так ее не называл. Прошло много лет с тех пор, как она в последний раз слышала это.

— Вкусно? — спросила она странно хриплым голосом.

— Лучше, чем просто вкусно. Я собираюсь съесть всю кастрюлю.

Это был именно тот ответ, на который она рассчитывала, и она не смогла скрыть довольной улыбки, усаживаясь на противоположный конец дивана.

— Что ж, оставь место для ужина. Сегодня я готовлю бефстроганов, а завтра собираюсь приготовить вареники.

— Ты меня избалуешь. — Он покачал головой, но, судя по протестам, это была слабая попытка. — Вареники — это большой труд. Ты не обязана это делать.

Она пожала плечами.

— Я хочу. Тебе нужно хорошо питаться, если ты хочешь поправиться, а я люблю готовить.

— Я знаю, что любишь. — Он проглотил еще одну полную ложку и посмотрел на нее. — Ты уже поела?

— Еще нет.

— Поешь со мной. — Затем он поспешно добавил: — Если хочешь.

— Я... Да. Хорошо. Я сейчас вернусь.

Она положила себе порцию поменьше и вернулась на свое место на диване. Поджав под себя ноги, принялась за еду. Вкус взорвался у нее на языке. Пряный, кисло-сладкий. Она могла бы приготовить это для себя в Чикаго, но воспоминания, которые это вызвало, были бы слишком сильными. Как сейчас.

— Это было первое, что твоя мама научила меня готовить.

Он быстро взглянул на нее.

— Правда?

— Когда бы она ни готовила это блюдо, я съедала его так много, что в конце концов она предложила показать мне, как приготовить самой. — Она улыбнулась, глядя в свою тарелку. — После этого я стала готовить его для папы почти раз в неделю. Думаю, ему это надоело, но он не хотел ранить мои чувства.

Влад напрягся.

— Он должен был готовить тебе.

— Я бы умерла с голоду. Отец едва мог поджарить яичницу.

— Он должен был научиться, как нормальный отец.

Она помешивала суп.

— Мой отец никогда бы таким не стал.

— Он мог бы, если бы попытался.

Суровый тон Влада задел знакомую нотку негодования, и дисгармония, возникла между ними, как старая песня. Влад никогда не скрывал своего гнева на ее отца за то, как часто он отсутствовал, когда она была ребенком, потому