Это (не) измена - Галина Милоградская

— Ты знаешь, что это не так, — отвечаю, понимая, что сегодня доступа к телу не будет. Возможно, и правда где-то перегнул планку, но пусть скажет, что не понравилось! Никакого насилия с моей стороны не было, в конце концов, мы же муж и жена. И она была достаточно мокрой, чтобы делать вид, будто силой трахнул.

— Какой же ты ублюдок, — тянет устало. Не злится, не кричит, но и не закрывается стеной. Просто пустая. И взгляд — пустой. Пробирает до костей.

— Я — твой муж, — напоминаю, вскидывая подбородок.

— Ты мне никто, — качает головой. — Теперь точно никем стал.

Оставляет одного, последнее слово за ней, ничего не говорю. Чувство вины не желает приходить, может, я и правда ублюдок. Гудит телефон на столе — Дима отправил личные дела каждого, кто ездил с ней в командировку. Падаю на диван, внимательно просматриваю, отбираю троих, остальные либо по возрасту не подходят, либо по внешности. Ядвига не стала бы спать с кем попало. Два юриста и генеральный директор. Его отметаю почти сразу: насколько знаю Егора, он тот ещё трудоголик, а вот юристы вполне себе подходят. Так кто из них завтра вылетит из компании с волчьим билетом? После совета директоров надо будет вызвать каждого. Чтобы что? Допросить? Нет. По первому взгляду пойму, по глазам.

На столе остывает забытый Ядвигой чай. Несу его в спальню, но останавливаюсь перед дверью, прислушиваюсь. Всхлипы? Ядвига не умеет плакать, ни разу не видел слёз. Сердце падает в желудок — моя вина? Так сильно обидел? Быстро вхожу, ставлю чай на тумбочку, Ядвига резко отворачивается, разрывается в одеяло по рыжую макушку.

— Малыш, — зову, а у самого внутри всё дрожит. Кладу руку на плечо, она резко дёргает, сбрасывая. Прерывисто всхлипывает.

— Уходи, — говорит хрипло. Теряюсь. Впервые в жизни чувствую себя так паршиво. Должен что-то сказать, понятия не имею, что именно в таких случаях говорят. Обещал любить и оберегать, когда всё пошло не так?

— Прости. — Наверное, это самое искреннее извинение за весь наш брак. — Прости, малыш, я перегнул палку.

— Уходи! — рычит она и садится. Глаза красные, мокрые, губы дрожат. — Ты достаточно меня унизил, чего ещё хочешь? За добавкой пришёл? Бери и проваливай!

Упав на спину, Ядвига рывком сбрасывает одеяло, сгибает ноги и разводит их в стороны. К горлу подкатывает тошнота — таким теперь меня считает? Осторожно свожу её ноги вместе, накрываю одеялом по шею и целую в лоб. Её губы перекашиваются, жмурится, слёзы текут по вискам. Стыд дерёт горло. Хочется сжаться в комочек у её ног, вымаливать прощение. Поздно. Не просто накосячил — фактически сломал, уничтожил гордость. Не ухожу — сбегаю, тихо прикрыв за собой дверь.

Уснуть не могу, кручусь на диване, вспоминая полные слёз глаза женщины, которую всегда считал несгибаемой. Сердце неприятно ноет, глухо стучит, качая по венам ненависть к себе. Жду утра со страхом, но Ядвига утром и та, с ночи — два разных человека. Волосы собраны в гладкий пучок, губы строго поджаты, ни следа вчерашних слёз на бледном лице. Она надела чёрный брючный костюм, на ногах — строгие лодочки. Только блузка белая. На кухню не заходит, скользит по квартире тенью, за которой меня тянет, но заставляю себя не двигаться с места. Только когда начинает надевать пальто, говорю:

— Увидимся на собрании.

В ответ даже взгляд не получаю. Она уходит, а я понимаю, что больше никогда ко мне не повернётся. Паршивое ощущение не проходит. Даже не позавтракала, ушла, только бы рядом лишний раз не находиться. Пью кофе, не чувствуя его вкуса. Смотрю на вторую чашку — ей тоже заварил. Приходит сообщение, сердце подскакивает — от неё.

Сегодня я заберу вещи и перееду к маме. Задержись на работе, не хочу лишний раз пересекаться.

Это конец? Кажется, это конец. Если у меня ещё мог быть шанс, вчера я своими руками его уничтожил.

Физически больно смотреть на неё, далёкую, чужую. Зал для совещаний наполняется людьми, все постепенно занимают свои места, ждут только моего отца и пару топов, застрявших в пробках. Не спускаю глаз с Ядвиги. Егор склоняется к её уху, что-то говорит, по виду встревоженно. Она слабо, вымученно улыбается и качает головой. Слишком много заботы в его взгляде. Ледяной пот покрывает спину. Это он. Он — её любовник.

Глава 19

Егор

С самого утра Ядвига на себя не похожа. Лицо — застывшая маска, хоть и пытается сделать вид, что всё в порядке, я же вижу, что это не так. У неё дома что-то случилось, гадать не надо, и так понятно — связано с Платоном. Он с неё всё собрание директоров не сводит тяжёлый взгляд, а она намеренно не отвечает. Не удержался, спросил:

— Ты как? Не хочешь поделиться?

— Нормально, потом. — Ядвига вымученно улыбнулась, я же до конца собрания как на иголках просидел.

Мы поднимаемся одновременно, ждём, пока разойдётся толпа у дверей, когда подходит Платон. Смотрит на меня так, что понимаю — знает. Уже обо всём знает. Ядвига рассказала, или сам догадался? Неважно, проще будет, если перестанем прятаться. Конечно, не жду, что она сходу в отношения бросится, но хочу большей открытости.

— Нам надо поговорить, — роняет он холодно. На меня сверху вниз не посмотришь: рост одинаковый, а то, что он мой непосредственный начальник, и вовсе смешно. Пусть я и возглавляю дочернюю компанию, но тоже не пальцем делан. Всего сам добился, с золотой ложкой во рту не родился, чтобы лебезить перед кем-то.

— Надо, — отвечаю спокойно. Ядвига напрягается, смотрит на Платона.

— Я пойду с вами.

— Нет, — отрезаю и останавливаю взглядом. Так в меня не верит? Переживает, что Платон может мне сделать? Да ничего. — Идём.

В кабинете Платона второй раз нахожусь, первый был, когда мою кандидатуру утвердили. Платон проходит к столу, но не садится. Резко разворачивается, смотрит в упор.

— Ты спишь с моей женой, — бросает обвинение. Как будто я перед ним в чём-то виноват. Ладно, конечно, виноват, но на его чувства совершенно наплевать. Главное — Ядвига. Надо понять — он точно знает, или прощупывает почву.

— Что, язык в жопу залез? — спрашивает с насмешкой. Спокойно, это