Это (не) измена - Галина Милоградская

— Ты представляешь, что будет, когда отец узнает⁈ По-тихому порешать не получится. А если акционерам просочится… прессе… Бля, Платон, ты реально отмороженный!

Как бы ни любила Фила, у него тоже всё сводится к внешнему благополучию семьи. Сложно было бы вырасти другим с таким-то отцом, но мне всегда казалось, что Фил проще, чем Платон, относится к таким вопросам.

— Я не верю, что это мой ребёнок, поэтому ни тебе, ни отцу не говорил, — угрюмо говорит Платон. Поднимает на меня глаза. — Это не мой ребёнок, Ядвиг. Клянусь.

— Да мне как-то плевать, — говорю равнодушно, хотя горло сжимается, сделать новый глоток невыносимо сложно.

— Ты на самом деле ему изменила? — спрашивает Фил. Киваю, снова отпиваю вино. Какое-то слишком кислое.

— Я хочу, чтобы ты знал — после начала продажи акций я подам на развод. Чтобы это не стало неожиданностью.

— И ты так просто её отпустишь? — Фил поворачивается к Платону. Он вновь смотрит на меня, прямо в глаза. Желваки играют под кожей. Отвечает чётко, холодно:

— Нет. Я никуда тебя не отпущу.

Глава 16

Егор

После ухода Ядвиги засыпаю моментально, глаза открываю только к вечеру, давно так хорошо и крепко не спал. Обнимаю подушку, глубоко вдыхаю аромат её духов. Улыбаюсь, как дурачок. Так ощущается счастье. Не обманываюсь — для Ядвиги это был просто секс. Она получила желаемое и всё-таки использовала меня, но это уже неважно. Начало положено, дальше своего не упущу. Мы не договорились о новом свидании, но впереди поездка в Калининград, на одно из наших предприятий, командировка на три дня. Шанс ближе узнать друг друга.

Чем она занималась весь день? Ничего не написала, зато от Леси пять пропущенных, как знал, что надо на беззвучный поставить. Как отреагировал Платон? Не знаю, что чувствовал бы на его месте… Наверное, дикое желание убить того, с кем провела ночь жена. И саму как следует встряхнуть. Надо было с ней поехать. Надо было её попросту не отпускать. Перевернувшись на спину, накрываю глаза ладонью. Зачем я вообще на это подписался? Полез в чужую семью. На Платона с готовностью положу болт, большой и толстый, но Ядвига — другое.

Жар её тела, гладкость кожи, тихие стоны — всё было по-настоящему. И я охереть как хочу повторения! Надо бы в душ, но банально не хочу смывать с себя её запах. Закрываю лицо обеими ладонями, с силой тру, прогоняя нарастающее возбуждение. Точно нужно в душ.

— Вот ты где! — Леся врывается в спальню ураганом. Упирает руки в бока и смотрит с обвинением. — Почему ты не берёшь трубку? Я с ума сошла!

— Зря я тебе ключ дал. Если бы не один был? — смотрю на неё сквозь пальцы.

— Днём спишь! Ты не заболел? — Она как будто не слышит. Садится на кровать, тянется ко лбу, отшатываюсь.

— Я взрослый мальчик, не надо мной трястись. Не отвечал, потому что выключил звук. Хотел выспаться.

— А ночью что делал? — Леся хитро щурится и наконец замечает, в каком беспорядке кровать. Наклоняется и вдруг поднимает обёртку от презерватива, которую пропустил, когда убирал. — Ого! Ты решил последовать моему совету и заняться личной жизнью? Кто она?

— Пока неважно, — отвечаю, забираю обёртку и сажусь. Хорошо, хоть трусы надел перед тем, как вырубиться.

— Пока, значит. Ладно, я терпеливо подожду. Раз ты так говоришь, это может вылиться во что-то серьёзное. Неужели наконец влюбился?

— Не думаешь, что странно обсуждать это с тобой?

— Если не со мной, то с кем же ещё? — наигранно обижается сестра. Права ведь — мы друг от друга почти ничего не скрываем, ближе нет никого.

— Она замужем, — признаюсь нехотя. — И там… — морщусь, — всё слишком сложно.

— Да уж. Ты, как всегда, лёгких путей не ищешь. Это же та рыжая, да? Твой зам? Которая тогда в красном заходила.

От Леси редко что удаётся надолго скрыть, а тут у меня всё на лице и так написано. Киваю, тупо смотрю на обёртку. Накрывает пониманием, что сейчас она с мужем, с другим мужчиной. Вдруг помирились после её измены? Если это был её план, если теперь смогла простить и отпустить, что мне остаётся делать? Отступить в сторону и не мешать. Там ребёнок, там семья. Такое отчаяние охватывает, что даже вдохнуть не могу нормально. Под внимательным взглядом сестры ухожу в душ, машинально настраиваю воду, раздеваюсь и встаю под лейку. Физически ощущаю, как вместе с потоками воды с тела смываются прикосновения Ядвиги. Упираюсь лбом в стену, выдыхаю, прикусываю щёку. Не могу позволить себе выглядеть жалким в её глазах, надо собраться, взять себя в руки. Но кто мог подумать, что после одной ночи на лоскуты разрывать будет от желания увидеть?

— Эй, ты там живой? — Леся бесцеремонно заглядывает в ванную. Рассмотрев меня за стеклянной запотевшей стеной, говорит: — Выходи, хватит страдать. Я заказала пиццу.

Когда выхожу в полотенце, Леся уже в гостиной, кричит оттуда:

— Давай скорее, всё уже готово!

Благодарен за то, что она приехала. Как бы ни раздражала, как бы ни лезла в душу, именно сейчас мне необходима. Друзей нет, не сложилось с ними, когда лучший друг любимую девушку увёл. Прошло почти десять лет, те чувства давно прошли, отболели, но больше никому не могу довериться. Только сестре. Леся отвлекает как может, хотя периодически зависаю, погружаюсь в мысли о Ядвиге. Как она двигалась на мне, сидя сверху, как запрокидывала голову, и кончики волос касались моих ладоней на её бёдрах. Как… Помешательство. Я на ней помешался.

Реально не ищу лёгких путей. Кто мешал найти свободную от обязательств женщину, наслаждаться с ней конфетно-букетным, не вылезать из кровати при любом удобном случае. На людях даже не могу лишний раз на неё посмотреть, коснуться. Всё-таки жалкий. Со вздохом роняю лицо в ладони, стискиваю голову. Сжать сильнее, чтобы лопнула, может, станет легче. Проще. Мычу приглушённо: эмоции перехлёстывают изнутри. Надо их сейчас выплеснуть, чтобы в понедельник в офисе с холодной головой смотреть на Ядвигу.

На плечо опускается рука, Леся молчит, хотя чувствую, как много ей хочется сказать. Пусть не добивает. Если для Ядвиги это ничего не значило, для меня должно стать также. Не бегать же за ней щенком, который просит, чтобы погладили.