Я поверю в его слёзы - Светлана Анатольевна Лубенец

Не пытался помириться. Не пытался извиниться.

Да я бы и не простила.

Так и прошли следующие дни. И в понедельник я на учебу не вышла. Общее самочувствие, конечно, улучшилось. Спала температура, почти прошел насморк. Но вот бронхит покидать меня совсем не спешил, даже с теми лекарствами, что прописала мне врач.

И во вторник тоже.

В среду я так же никуда не пошла. А Игнат с утра, с сумкой в руках, ушел. Якобы на самолет обратно в Америку. Просто поставил родителей перед их уходом на работу перед фактом, что возвращается назад, и через пару часов покинул дом. А мама, как и отец, очень скупо пожелали хорошей дороги, и спокойно уехали на работу, даже не дожидаясь его ухода. За эти дни они так и не помирились.

А я... Я сидела под дверью, прислонившись затылком к дереву, и молча слушала их прощание, борясь сама с собой. А после ухода родителей оделась, вызвала такси, и вскоре тихо покинула квартиру, надеясь, что он ничего не заметил. Спустилась вниз, села в подъехавшую машину и, заплатив водителю заранее круглую сумму, проинструктировав о дальнейших действиях, откинулась на спинку сидения и стала наблюдать за машиной брата.

Он вышел через час. Погрузил сумку на соседнее место, сел за руль и поехал. И мы поехали следом.

Я не стала заходить следом за ним в онкологический диспансер. Просто запомнила адрес и попросила отвезти меня обратно. А дома вновь забралась в постель, свернулась калачиком и уставилась в одну точку.

Тишина угнетала. Давила со всех сторон. Пустота была и внутри, и в квартире. Родители оставили меня долечиваться с чистой совестью, а Игнат отправился лечиться сам...

В какой-то момент я просто села, пытаясь придумать, чем себя занять. Мой утомленный и измученный организм требовал каких-то действий, какого-то движения, мышления, хоть чего-нибудь... И я не придумала ничего лучше, чем отправиться в комнату брата.

Но и там было не менее пусто. Даже еще более пусто, чем во всей остальной квартире. Да еще и стены на меня давили, нагоняя ненужные воспоминания.

Прикусив губу, я обвела взглядом комнату. У меня было странное желание найти что-то, сама не знаю что. И, когда в поле зрения попал компьютер, я неуверенно помялась на месте, а после все же подошла и нажала на кнопку включения. Экран неторопливо замигал, показывая, что система загружается. И все бы хорошо... если бы мне не предложили ввести пароль. Я хмыкнула, и выключила компьютер. Откуда мне знать, какой у него пароль?!

Я устало плюхнулась на его кровать. Провела рукой по постели.

Сейчас я немного пришла в себя и старалась иначе посмотреть на сложившуюся ситуацию. На поступок Игната, его поведение.

Он ведь говорил, что терпит меня лишь потому, что убеждает самого себя, что я когда-нибудь приму наши отношения. Предупредил, что на грани. А я взяла и послала его. И он красиво так оставил меня в покое, как и обещал. Только что-то мне от этого не легче.

И вот теперь... Сидя на его кровати в его комнате... Когда он находился в больнице... После трех дней без него, без его попыток поговорить со мной, наладить отношения... После того, как я осознала, что такое стать свободной от него... Я понимала, что теперь мне больно не от его поступков, а от того, что он сдался, что больше не борется за меня. Понимала, что хочу вернуть его в свою жизнь. Чтобы было, как раньше. Но...

Я была слишком гордой, чтобы признаться в этом. И принять.

Со вздохом я поплелась обратно в свою комнату, раздумывая над тем, что сейчас чувствует Игнат. И что чувствовал все эти дни. И поняла, что совершенно не представляю, что творится все это время у него внутри.

А еще мне стало стыдно. Ведь из-за меня он поссорился с родителями, и они вот так холодно его спровадили... А ведь он отправился не в Америку, а в больницу, и ему нужна поддержка. А вместо этого он остался совсем один, в плохих отношениях со всеми членами своей семьи. Разве так должно быть?..

Я прикрыла глаза, чувствуя, что теперь мне больно за него. Больно от того, что... я сломала ему жизнь?..

Сделала глубокий вдох. Выдох. Взяла плед, и, укутавшись в него, удобно расположилась на подоконнике. Уткнулась лбом в стекло. Взгляд упал на качели. В груди все сдавило от воспоминаний.

Ведь и тогда, когда он пил и курил... В этом была виновата именно я. Из-за меня он сорвался.

Я прокручивала все события за последние пять лет и с отвращением к самой себе понимала, что именно я все это время ломала ему жизнь. А что, в сущности, сделал он? Да, лишил меня девственности. Да, сузил круг моего общения до одного себя. Три года получал то, что хотел... Три года, за которые он узнал обо мне то, что я никому не рассказывала. Потом еще два года отсутствовал. Позволил мне жить без него. А что я делала эти два года?.. Правильно, я продолжала жить им. Продолжала все время думать о нем. Ненавидеть его?.. А была ли это ненависть? Ведь я ненавидела его за то, что не могла забыть. То есть, по сути, повесила на него вину за собственные эмоции. Но ведь если бы он тогда не пришел, то я бы и не чувствовала всего этого, верно? Не была бы зависимой от него...

И теперь он вернулся. И что он сделал? Стал проявлять заботу, внимание. Ухаживал за мной, хотя мог бы и не делать этого, если учесть, сколько раз я его послала за последние полторы недели.

А что делала я все это время? За первые три года я ни разу не попробовала с ним поговорить о сложившейся ситуации. Я избегала его, презирала. Хотя видела, какие взгляды время от времени он бросает на меня. Грустные, усталые, отчаянные... Он не замечал, что я наблюдаю за ним, а потому и не скрывал эмоций. Но и сам не стремился подходить ко мне. То ли просто не хотел, то ли боялся моей реакции... Точнее, знал наперед, к чему приведет любая попытка поговорить, и потому даже не пробовал.

Потом два года без него... За эти два года я попробовала выбросить его из своей жизни. Погрузилась в учебу. Никого не подпускала к себе близко.