На твоей орбите - Эшли Шумахер

С того вечера, когда Нова приходила справиться о моем здоровье после травмы на игре, папа ведет себя немного странно. Смотрит на меня чуть дольше обычного – наверняка волнуется, что я все испорчу, пропущу пас или блок, потому что буду думать о Нове. Он мне такого не говорил, но я это знаю. Из той информации, которой он располагает, это самый логичный вывод. И я не могу сказать, что он неправ.

Реальность настигла нас слишком быстро, и теперь мы с Новой вынуждены взаимодействовать друг с другом в обстоятельствах, которых так старались избежать. Но, пока Нова к ним приспосабливается, я все там же: пытаюсь выстроить защиту для давно законченной игры. Я слишком ненадежен, слишком непостоянен.

Поэтому нужно придерживаться плана: родители будут счастливы, а сюрпризов станет меньше. Из-за сюрпризов я злюсь и сам себя не узнаю.

Однажды я пришел к мистеру Самптеру после школы, и он хмуро отметил, что у меня было бы гораздо больше времени работать с деревом, если бы я «не ходил так часто на тренировки».

Наверняка это был просто небрежный комментарий, но я ужаснулся тому, как быстро разозлился: на него, на родителей, но главным образом на себя. Потому что мне слишком страшно менять план, слишком страшно ранить маму с папой, хотя при одной только мысли, что мне не придется тренироваться, сердце приятно сжимается.

Конечно, я ничего не ответил мистеру Самптеру, но вкладывал в удары молотком куда больше силы, чем требовалось. Сила моего гнева меня пугает.

Я ерзаю на диванной подушке, пытаясь вернуть себя в настоящее.

Нова, Эбигейл и Лиэнн закрылись в примерочной. Я слышу визги Эбигейл, вжиканье молний и ругательства, когда в них застревает ткань, размышления Лиэнн о том, насколько этично покупать платье, которое она наденет всего дважды, утверждения Новы, что все платья на ней смотрятся одинаково, на что Эбигейл отвечает: «Вовсе нет!»

Мы с Лисом сидим в зале на диванчиках, которые только выглядят удобными. Лис то печатает в телефоне (заметки для сочинения по английскому – вот зубрила), то кричит слова поддержки, словно девчонки участвуют в спортивном состязании, а не примеряют платья: «У тебя все получится, Лиэнн!», «Ты к этому готовилась!», «Первый кларнет в оркестре, первое место в наших сердцах!»

Последний комментарий заслуживает неодобрительного взгляда работника магазина и хохота из примерочной. Не в первый раз я завидую тому, как Лис живет в этом мире.

Весь вечер ощущается совершенно нереальным. То я пытаюсь сообразить, как сказать родителям, что я снова хочу ходить к психологу, то смеюсь и уминаю крендельки с Лисом, который утверждает, что не съест всю пачку сам, но подозрительно глядит на каждый съеденный мной кусочек.

Уже в другом магазине – маленьком, специализирующемся исключительно на вечерних платьях – я осознаю, что наша шопинг-экспедиция, похоже, близится к окончанию. Какое облегчение.

Я хочу домой. Можно сказать, что мне нужно разобраться в своих чувствах, но на самом деле я просто жутко устал после тренировки, поездки на машине, устал притворяться, что все в порядке, план в порядке, я в порядке. Хочу уткнуться лицом в подушку и вдыхать ее странный влажный запах, пока не усну.

Из-за занавесок примерочных доносится какой-то шум. В одной из них Нова, в другой – Лиэнн и Эбигейл. Похоже, принимается решение: Лиэнн с Эбигейл должны сбегать в другой магазин и взять платье, которое Лиэнн сначала отложила, но которое теперь оказалось тем самым, но это платье было последним, так что его нужно забрать именно сейчас, потому что магазин закрывается – девчонки срочно проверяют часы и телефоны, – о господи, через пять минут.

– Какого оно цвета? Я сбегаю и возьму! – кричит Лис, тут же подключившись к ситуации.

Лиэнн уже дважды сказала, что вернется за ним потом, на неделе, но Эбигейл убеждает ее, что «так рисковать нельзя».

– Синее, синее! – кричит Эбигейл Лису, словно армейский сержант. – С топом на бретельках! На бретельках!

Лис срывается с места со скоростью пули. Он выскакивает из магазина, бежит сначала не в том направлении, потом разворачивается.

– Он не знает, что такое бретельки, – говорит Лиэнн, выходя из примерочной в своей обычной одежде.

За ней выходит Эбигейл, отбрасывая занавеску в сторону.

– Черт, ты права, – говорит она. – Скорее – если побежим, успеем сами. Сэм с Новой догонят.

По лицу Лиэнн понятно, что ей совершенно не улыбается бежать с одного конца торгового центра на другой, но Эбигейл не оставляет ей выбора.

– Если бы я знала, что будет кардиотренировка, надела бы другую обувь, – говорит мне Лиэнн, закатывая глаза. Но тем не менее устремляется вслед за Эбигейл.

И мы с Новой остаемся одни, разделяемые занавеской и моей злостью после поездки на машине.

Она ничего не говорит, но я знаю, что она все слышала. И понимает, что мы одни.

Наконец я открываю рот, чтобы сказать хоть что-нибудь, и мое «прости» раздается одновременно с ее раздраженным «застряла».

– Что? – спрашиваю я.

Голос у Новы раздосадованный. Даже грустный.

– Застряла, – повторяет она. – Молния на платье. Сама не могу расстегнуть. Консультантка еще здесь?

Примерочные находятся в главной части магазина. Я оглядываюсь вокруг в поисках консультантов и никого не нахожу.

– Не вижу. Наверное, она в подсобке, – говорю я.

Пауза.

– Тогда тебе придется, – говорит Нова.

Господи.

От мысли, что я окажусь в маленьком, закрытом от внешнего мира пространстве с Новой, да еще буду помогать ей снять платье, мозг закипает. Вдалеке вырастает цунами, грозясь накрыть меня с головой.

– Придерживайся плана, – бормочу я себе под нос, но, видимо, все равно слишком громко, потому что Нова спрашивает: «Что?» – и мне приходится ответить: «Ничего». И в дверь не постучишь – господи, кто придумал примерочные с занавесками? Туда же любой сможет зайти, если захочет.

– Можешь входить, – говорит Нова. – Я не раздета.

Я открываю занавеску и вижу Нову в океане звезд.

Ее платье не похоже на те, которые я видел на прошлых вечерах выпускников. Оно не похоже вообще ни на одно платье, что я видел. Словно кто-то запечатлел ночное небо при помощи телескопа, перенес изображение на ткань и сшил из нее струящееся платье, которое одновременно и окутывает ее фигуру, и свободно ниспадает. Оно черное – или синее, или фиолетовое – с блестящими желтыми звездочками и кристаллами, пришитыми к прозрачному верхнему слою.

Оно великолепное.

Она великолепная.

Я не двигаюсь, все еще сжимая в руке занавеску. Костяшки покалывает. Выражение лица Новы невозможно прочесть.

– Неплохое, – говорит Нова.

Я молчу, и она пытается заполнить тишину:

– Слегка банальное, учитывая мое имя. Нова, как сверхновая? Уже причина выбрать другое платье.

Она говорит то, что приходит на ум, потому что нервничает.

Мне не хочется ее останавливать.

Нова поворачивается к узкому зеркалу, стоящему у стены, и опускает руки. Рукава длинные, как у магов в компьютерных играх.

– И все-таки… Мне нравится, что оно не похоже на другие. Я примеряла более традиционные, и коктейльные на мне не сидят. – Она замолкает, встряхивая юбку. – Знаешь, в чем проблема? Мне очень нравятся звезды. Всегда нравились. Не знаю почему. Я никогда не хотела слетать в космос или типа того, но… Да.

Я не могу ничего ответить, все мое тело одеревенело оттого, что мы стоим в этом маленьком пространстве вместе. И я не знал, что Нова чем-то пахнет, но теперь улавливаю ее запах. Это не духи и не шампунь – это она. Он не цветочный, не сладкий, не фруктовый. Просто Нова.

Как странно, что из всех мест в Соединенных Штатах, во всем мире, мы оказались здесь, в примерочной площадью полтора квадратных метра, снова вместе.

– Кстати, о звездах, ты знал, что с Земли видно только одну сторону Луны? – Я молчу, а Нова продолжает, словно не может остановить поток слов: – Она двигается по одной и той же орбите, и что-то там связано со временем, за которое она совершает обращение вокруг нас и за которое мы делаем круг вокруг Солнца, но мы всегда видим одну и ту же сторону. Странно, правда? – Она замолкает и с подозрением смотрит на меня. – Сэмми,