Укушенная - Джордан Стефани Грей

неловко заикаюсь я, когда мы подходим к моей двери, одолженная сорочка насквозь промокла и прилипает к коже. Фиолетовое платье исчезло. Оно разлетелось в клочья в тот момент, когда я перекинулась в волка, хотя придворные — волки — похоже, не возражают против наготы. Несколько человек вернулись в свои человеческие тела и продолжили свой вечер, не потрудившись надеть другую одежду. Я поворачиваюсь к Уне. — Насчёт того, что было раньше, я не знала… ничего не знаю. Иначе я бы никогда не стала тебя принуждать.

В ответ Уна резко втягивает воздух. Удушающий аромат маргариток. Думаю, это её запах. Теперь она пахнет собой.

Она поднимает на меня широко раскрытый взгляд, но тут же прищуривается, наблюдая за мной.

— Большинство людей не высказываются так откровенно в этом дворе. Это верный способ показать свои слабости.

Она права. Мне следует замолчать. Однако я слышу, как с моего платья на землю капает вода — кап-кап-кап, и вдыхаю цветочный аромат горничной, которую я чуть не заставила сжечь дотла её дом. Я больше не являюсь собой. Как бы мне ни было больно быть этим… этим существом… Я не хочу, чтобы это разрушило то, что осталось от моей человечности.

Уна не сделала ничего плохого. Её не было на пляже. Она не благородного происхождения. Она никоим образом не представляет угрозы; нет причин не быть доброй к ней. Ну, как и мне.

— Сейчас я в некотором роде ходячая слабость, — тихо признаюсь я. — Но мне не следовало позволять себе так сильно отдаваться эмоциям.

Она вздыхает и ругается себе под нос.

— Давай, девочка, — она втаскивает меня в комнату, захлопывая за нами дверь. — Тебе нужно кое-что понять прямо сейчас. Иди, сядь на свою кровать.

Я следую инструкциям, хотя бы потому что она не заставляет меня подчиняться. Она берёт серебряную расчёску с моего наполовину обгоревшего туалетного столика и белую ленту, затем садится рядом со мной и начинает расчёсывать мои влажные локоны.

— Твои глаза сделали тебя мишенью для двора. Фиолетовые глаза никогда раньше не были частью иерархии. У регентов чёрные глаза, у альф — красные, у бет — золотые, — говорит она, злобно теребя узел на голове. — Карие у Дельт, как у меня, — она поворачивает мою голову, чтобы я могла заглянуть ей в глаза. — А глаза у омег серые. Они похожи на штормящее море. Но тебе действительно не стоит о них беспокоиться; они не принадлежат к знати из-за своей врождённой слабости.

Ошеломлённая её щедростью, я не могу ничего больше сделать, кроме как разинуть рот. Она начинает заплетать мои волосы в две французские косички, распуская их волнами.

— Что насчёт…

— Да? — спрашивает она. — У тебя есть единственная возможность научиться тому, чему ты должна, прежде чем они пригласят тебя на свои уроки. Так что спрашивай.

— Девушка в лагуне… Лира… У неё были голубые глаза.

— Оракул, — говорит Уна. — Семь из них создаются каждые несколько столетий, и они создаются при совершенно особых обстоятельствах. Лиру нашли щенком — только что перекинувшейся в возрасте двенадцати лет, как и большинство Рождённых оборотней, — когда она рылась в мусорном контейнере в Нью-Йорке. Волк-одиночка, который обнаружил её, намеревался съесть девочку. Это бешеные, ужасные монстры, но долго они не живут. Этот, в частности, набросился на Лиру, как рыбак на свой улов, и быстро оставил её гнить, когда нашёл для охоты что-то получше. Она умерла той ночью, при лунном свете, но потом… что-то случилось. Что-то овладело ею. И когда она очнулась, у неё были голубые глаза и голова, полная уверенности. Она отправилась сюда, отдав себя на милость Королевы Сибиллы. Видишь ли, она многое знала. Она слышала шёпот звёзд. Они спасли её. Вернули её к жизни, чтобы она была их посланницей.

От этой истории у меня скручивает живот, как от приступа тошноты, и я с трудом сглатываю.

— Зачем звёздам посланница?

— Почему дети так требовательны к своим куклам? Потому что все мы хотим контролировать, дорогая, особенно тех, кто ниже нас по положению.

На моём туалетном столике мерцают три свечи, их воск тает на ножках золотого канделябра. Наши тени танцуют на почерневшей стене, хотя пепел, копоть и гардероб были вычищены. На их месте стоит вешалка для одежды, а с ветки свисает единственное фиолетовое платье.

— Спасибо за новое платье, — говорю я.

— Тебе не следовало бы разгуливать во время уроков в сорочке, но на твой размер больше ничего не было сшито. Королева, конечно, закажет ещё, но этого не будет, пока твою комнату не переделают в соответствии с твоими пожеланиями, — заметив моё замешательство, Уна уточняет. — Живущая здесь знать оформляет свои комнаты с помощью, ну, в общем, нас, — она на мгновение отпускает мои волосы, чтобы поправить свой фартук. — Для меня большая честь жить в одном из семи дворцов. Королева Сибилла потребовала, чтобы к тебе относились так же, как и ко всем остальным членам её двора.

Какая честь. Я чуть не смеюсь.

— Если, конечно, — говорит она, — ты не хочешь красное платье…

— Нет, — поспешно отвечаю я. — Нет, спасибо.

Уна кивает, завязывая маленькие бантики у основания моих косичек.

— Вот. Больше не похоже на птичье гнездо, — она встаёт, чтобы уйти, но я ловлю её за запястье.

— Лира как-то назвала меня. Она сказала…

— Видящая Истину, — с кивком заканчивает Уна. — Благородные получают благословение от звёзд, под которыми они родились, благодаря зачарованному лунному пруду в замке Севери — это одна из причин, по которой Вознесение так часто проводится в нашем кругу. Все члены королевской семьи приезжают сюда, чтобы совершить свой Первый Обряд. Королева Сибилла… Она благословила тебя, позволив тебе сделать то же самое, вместо того чтобы заставлять тебя проводить обряд на берегу океана в мире людей, как это делают меньшие стаи за пределами наших стен.

— Твой дар выявил себя в виде наблюдательности. Это не такая уж редкая черта, но, с другой стороны, большинство черт появляются из тех, что уже есть у оборотня.

Я качаю головой, не совсем понимая, и она улыбается. Милая, нежная улыбка.

— Ты будешь знать, когда кто-то лжёт, Ванесса Харт. Ты наделена божественной интуицией.

Я покусываю нижнюю губу, пока она не останавливает меня.

— Но… как?

Прислонившись к туалетному столику, Уна заправляет свои вьющиеся локоны за уши.

— Спроси меня, какой у меня любимый цвет.

Я хмурю брови.

— Эм, хорошо. Какой твой любимый цвет?

— Жёлтый, — уверенно говорит она.

Но в груди… что-то в моей груди вспыхивает, как метеор, прожигающий атмосферу. Это не подходит. Это неправильно.

«Ложь», — шепчет мой