Укушенная - Джордан Стефани Грей

Уна возвращается с тёмно-фиолетовым платьем, искусно расшитым кристаллами-каплями дождя, которые каскадом стекают по жёсткому корсету на лифе и рассыпаются по шёлковой юбке. Оттенка сливы. Моих глаз. Он заставляет меня думать о смерти. О волках. Мои кошмарные когти вонзаются в постельное белье и матрас, пока я пытаюсь удержаться на ногах.

— В остальном твой гардероб красного цвета, — говорит Уна. — Твоя расцветка… Бургундский и тёмно-бордовый цвета лучше всего смотрятся на твоей бледной коже. Королева заказала их своей собственной ткачихе. Она… она не хочет, чтобы мы подчёркивали твои глаза, если это в наших силах.

Я бросаю взгляд на открытый шкаф и развешанную внутри одежду. Так много красного, что это может быть водопад крови. Меня охватывает отвращение.

— Выброси их, — хриплю я. Затем, более жестко, решительнее, я говорю: — Сожги их. Я не хочу их больше видеть.

Уна говорит:

— Конечно, — и отступает.

Именно так.

Я поднимаю глаза, шок успокаивает самые опасные части меня. Она делает всего несколько шагов. Проходит через картину, а затем возвращается обратно. Но когда возвращается, то уже с факелом.

Что?

Она бросает его в шкаф.

— Что ты делаешь? — я подпрыгиваю, спотыкаюсь и врезаюсь в ветку дерева, когда вспыхивает огонь. Дерьмо. Что мне делать? Что… что нам делать?

Уна смотрит на пламя, её ноги приросли к земле. Её глаза кажутся пустыми, а в маленьких зрачках мелькают отблески дыма и пламени, пожирающие платье за платьем.

— Ты сказала сжечь их, — заявляет она ледяным тоном. И огонь — он не останавливается на платьях. Он взбирается на стены. На крышу. Он поджигает плющ и глицинию, обугливая их, и облака тяжёлого серого дыма начинают заволакивать остальную часть комнаты.

Уна по-прежнему не двигается.

Я встряхиваю её.

— Уна! Уна! Нам нужна помощь. Помоги…

— Что за хрень? — раздаётся низкий голос, мужской и грубый, и моя дверь срывается с петель. Я вздрагиваю от этого движения, но Уна с таким же успехом может быть трупом. И всё это время огонь пожирает ковёр, облизывает волшебную картину. Подбирается всё ближе и ближе.

Внутрь врывается парень. Нет, не просто парень. Тот, который украл меня у моего отца. Тот, который запихнул меня в ту машину и привёз в это проклятое место. Золотистые глаза, чёрные волосы и самая жестокая в мире гримаса, искажающая его лицо. Он не смотрит на меня, просто вытаскивает из-под меня плед и швыряет его в огонь. Пламя с громким шипением гаснет. Половина моей комнаты обгорела и дымится.

Но опасность миновала.

Мы в безопасности — пока.

Я тихо выдыхаю.

— Спасиб…

— Что, чёрт возьми, ты сделала? — он подбегает ко мне, к Уне, и притягивает её подбородок к себе. Его золотистые глаза горят ярче. — Уна, приди в себя. Продолжай выполнять свои обязанности.

Уна моргает. Всхлипывает. Затем она поворачивает голову слишком медленно и смотрит на меня.

— Ты… ты…

— Знаю, — говорит парень, заставляя её отвести взгляд. — Уходи. Ты здесь больше не нужна.

— Но одевать её — моя обязанность.

— Она может сделать это сама. Найди Фауну, попроси её позвать кого-нибудь из мужчин и приберись насколько сможешь в этой комнате, пока нас не будет. Я скажу лорду Алларду, что это был несчастный случай, если он спросит.

— О, спасибо, Каликс. Спасибо, — Уна выбегает из комнаты, у неё перехватывает дыхание. Она ни разу не оглядывается.

Ошеломлённая, я поднимаю с пола фиолетовое платье. Поскольку это единственный оставшийся вариант, я надеваю шёлковую юбку, подтягиваю жёсткий лиф и просовываю руки в прозрачные пышные рукава, прежде чем зашнуровать лиф, будто завязываю шнурки на кроссовках.

Парень рычит. Он подходит ко мне и берёт ленту из моих рук, завязывая её до конца с военной аккуратностью.

— Даже если у нас есть формальное право принуждать тех, кто ниже нас по положению, согласно элементарной морали, мы не должны принуждать горничных.

— Я… — я качаю головой, не понимая. — Я принудила её?

Он смотрит на меня сверху вниз, завязывая лиф так туго, что я не могу дышать. В то время как Син почти неземной в своей красоте — небесное, божественное лицо, украшенное ореолом светлых волос, улыбка такая чистая, что её можно было бы вырезать из хрусталя, — этот парень — воплощение тьмы. Смерти. Чёрные как смоль волосы поглощают слабый свет, окружающий нас, а золотистые глаза горят убийственным огнём, отражая дым, заволакивающий комнату. Тени очерчивают загорелые мускулы его лица и подчёркивают оскал.

— Только потому, что она Дельта, это не значит, что ты можешь издеваться на ней.

— Я н-не…

— То, что ты Альфа, не даёт тебе права наезжать на кого угодно без последствий, — он заканчивает поклон, и его бицепсы напрягаются под свободной чёрной туникой. — Это ещё одно доказательство того, что тебя никогда не следовало пускать в этот замок.

Я пристально смотрю на него. Эмоциональное потрясение последних десяти минут сказывается на мне, и я забываю о страхе. Забываю о чём угодно, кроме крайнего раздражения.

— Именно ты и привёл меня сюда.

— Это был прямой приказ, — рычит он. — Поверь мне, у меня не было выбора, — я слышу то, о чём он умалчивает — что он жалеет, что сделал это. Что он хотел бы, чтобы я была просто ещё одним бардаком, который нужно было разгрести, оставить окровавленной и мёртвой на обочине дороги.

Пятый коготь вырывается, когда я отталкиваю его изо всех сил. К моему великому удовольствию, он пошатывается. Всего на дюйм.

— Я не понимаю, о чём ты говоришь, — шиплю я, отчаянно пытаясь подавить эмоции, бушующие внутри, не дать своим когтям вырваться наружу. — Я не хотела её принуждать. Я просто не хотела надевать… эти платья, — я указываю рукой на разрушенный гардероб.

— И какая фантастическая причина, — растягивая слова, произносит он, подходя к двери и прислоняясь к порогу. — Ты нужна в прихожей. Пойдём.

— Вижу, ты немногословный человек и очень воспитанный, — выдавливаю я из себя между вдохами.

Он не отвечает, хотя его глаза следят за моими движениями, пока я пытаюсь достать пару тапочек со дна шкафа. Они всё ещё дымятся. Но это всё равно, что прикоснуться к горячим углям, и я шиплю и отскакиваю от этого месива. От моих мучений его янтарные глаза наполняются весельем. Но он не улыбается. У него такой вид, словно он ни разу в жизни не улыбался. Я сжимаю руки в кулаки, насколько это возможно, обхватывая когти.

— Я же не могу пойти без обуви, не так ли?

— Она тебе не понадобится.

— Если только ты не планируешь тащить меня…

Он делает шаг вперёд, как