Эта башня во мне - Надежда Викторовна Ожигина

Григорий увидел Элен в гостинице и почувствовал амулет. Он так долго разыскивал эту звездочку, компонент целебного эликсира, что не мог упустить заветный трофей. Сам ли Григ загнал Ленку в ловушку? Или просто проговорился сестре? Вряд ли расскажет об этом. Вряд ли откроет всю правду, когда придет меня убивать в круге с алыми рунами. Когда вынет сердце и выцедит кровь, чтобы снова собрать амулет.

Я просто девочка из метро. Случайно спасенная жертва, которую было забавно увести из лап Кондашова! Подаренную жизнь не грех и забрать, не так ли, прекрасно-опасный Григ?

Вспомнилось, как Воронцов эффектно появился во время погони. Что он сказал? «Довольно!» Только это слово, почти приказ. И те, кто преследовал меня, подчинились.

Ну зачем крушить всю Москву! Григорий знает, где я живу. Подгадать момент для убийства будет не так уж и сложно.

Я не мечтала о нем, не смела. Но тянулась, как тянется плющ к стволу молодого дуба. Мне хотелось обвить его руки-ветви, прижаться всем телом, дотянуться до кроны. Когда я успела упасть в него, утонув с головой в ощущениях, когда позволила эти мысли?

В его грозовой пучине не выжить, там нет ни света, ни воздуха.

Вот о чем говорил Григорий, когда я липла к нему с поцелуями. Есть мелодии, которым сложно противиться. Но нам никогда не сыграть дуэтом. Разная тональность, разные цели.

Я тряслась в метро, вытирала слезы, не стесняясь взглядов попутчиков. Пересела на Кольцо на Проспекте Мира, доехала до Комсомольской. Тут бы новую пересадку сделать, вернуться домой, в Сокольники… Но меня потянуло наверх. Прощаться.

Захотелось снова пройти маршрут. От метро до крутящейся двери гостиницы.

В этот раз я никуда не спешила. Медленно шла вдоль площади и смотрела на острый шпиль со звездой. Будто что-то тянуло к верхушке, приманивало общей судьбой. В моих жилах тоже сияла звезда, била серебром в оголенные нервы. Чудился задорный голос Элен, убеждал, что пара мелодий на свадьбе – это предел мечтаний для такой бездарной скрипачки, как я. Куча денег за вечер «пиликанья» и никаких проблем!

Я удивлялась, как медленно осознание гадкого поступка Элен пробивалось в сердце и в мозг. Я отказывалась принимать информацию, раз за разом находя оправдание. Слишком ее любила, слишком привыкла верить. Я всегда была на стороне Элен, чувствовала, что так будет правильно: если она предала, я не должна платить той же монетой. Так хотела ее спасти…

А ведь лучшая подруга меня продала, даже не в рабство, в качестве пищи. Отвезла на остров к дикарям-каннибалам, выбросила на берег из лодки и умчалась в туманную даль, энергично работая веслами!

Так ли неправ Григорий, став соучастником преступления? Он оставался логичным во всем. Взявшись однажды меня защищать, устранил опасную лярву, присосавшуюся к душе. Не позволил сестренке мной пообедать. Пусть Воронцов уничтожил улики, но ведь дело не только в безопасности Тами, как хотел показать циничный Фролов. Он и мне помог в самый нужный момент!

Но до чего же больно, каждой клеточкой, каждым вдохом и выдохом, так царапают душу осколки мечты! Больше нам не сыграть дуэтом. Не побеседовать запросто о том, что за лажа творится вокруг. В лучшем случае, встретив меня, он пройдет равнодушно мимо. В худшем – убьет, чтобы вырвать сердце для ненормальной сестры.

Я не помнила, как крутанула вертушку, как миновала львов. Меня будто схватили за руку и тащили мимо ресепшена к бальному залу и дальше, в помпезно-алтарный лифтовый холл. В крови гудело, в ушах звенело. Внутри зарождалось наивное чувство возвращения под отчий кров. Почему? Если бы знала ответ!

Я с самого рождения жила в Сокольниках, в квартире, доставшейся нам от бабушки. Вот уж кто был совершенством! Красивая, с элегантной прической, в нарядном струящемся платье из зефирно-воздушной ткани, какую в послевоенные годы было непросто достать. Я ее видела на фотокарточке, которую мама тщательно прятала на дне ящика с ветхим тряпьем. Когда в детстве читала Толкиена, мне казалось, эльфы – такие.

Мама сказала: она рано погибла. Как такое могло случиться? Разве гибнут эльфийские королевы? В детстве втайне от мамы я сочиняла истории. Красавица с фотографии влюбилась в чудесного парня и сбежала с ним по морю на корабле с огромными алыми парусами. Или вернулась в сказочный лес, подчиняясь неведомой магии. Что угодно, только не смерть в подворотне от ножа случайного урки! Мама плакала, вспоминая о ней, и твердила, что бабушка стала частью какого-то важного эксперимента, от которого зависела судьба страны.

А еще эльфийка была скрипачкой. Гениальной, известной не только в Союзе. И скрипка в потрепанном кофре, привычно болтавшемся за спиной, – тоже ее наследство. Самое нужное, важное. Круче квартиры в Сокольниках или шкатулки с золотыми колечками, которые мама продавала на рынке, если жизнь брала нас за горло.

Почему мне вспомнилась бабушка? Почему казалось, что я делаю шаг в ту придуманную страну, где эльфийка скрывалась от жестокого мира вместе с возлюбленным принцем?

Я всего лишь шла по гостинице, невольно вслушиваясь в разговоры.

Персонал на все лады обсуждал отсутствие администратора. Вспомнилось, как Элен похвасталась: это моя территория! А теперь без нее ничего не работало. Лифты встали намертво, двери заклинило. В баре что-то, по слухам, сгорело, да так капитально, что вонь разнеслась на три этажа вверх и вниз, а еще…

– Ночью кто-то вломился в офис! – шептала девочка на ресепшене скучающему носильщику. – Перерыл все вещи Елены Антоновны, там такой кавардак, с ума сойти! А я не могу дозвониться…

Кто-то искал амулет! Пробрался внутрь, обманул охрану. Инцы Тамары устроили шмон? Плохо же они знали Элен: она сроду ничего не хранила в офисе!

Я хотела объяснить это вздорной девице, но получился лишь сип. Что-то склизкое, мерзкое, точно ил, вновь перекрыло горло. Наконец, прокашлялась:

– Этой ночью Елену Антоновну убили возле театра «Фиона». Так что незачем ей звонить. Лучше сообщите в полицию, что кто-то взломал ее кабинет.

Девица зависла, носильщик тоже. Застыли, разинув рты.

Я осмотрела безмолвную парочку, сглотнула горечь и пошла мимо львов в знакомый до ужаса бальный зал, прощаясь с Элен, проходя весь путь заново, каждым жестом и шагом вспоминая тот вечер, когда жизнерадостная подруга подавала меня на стол славному вампирскому дядюшке.

Я прощалась и с той наивной Алёной, что верила подлой лярве!

Не хочу ее так называть, но слишком ярок кошмар в Бюро, когда Ленка вновь