Жестокий. Моя по контракту - Виктория Кузьмина

Алина дописала отчет. Отправила. Закрыла ноутбук. Буря в сети бушевала по-прежнему. Волков под подозрением. Она под подозрением у Волкова. Журналисты у ворот. Но рядом был брат. И пес в клинике боролся. И это давало слабую, но надежду. Она не была одна. И пока Кирилл был рядом, она чувствовала себя чуть сильнее. Чуть менее хрупкой перед лицом надвигающегося от Волкова возмездия, которое, она знала, неизбежно последует, даже если она не виновата.

Глава 26

Экран монитора в кабинете Волкова пылал фотографиями, сделанными папарацци. Алина, залезающая в такси у своего дома. Рядом — высокий парень с рюкзаком. Он заслонял ее от камер, его лицо было обращено к фотографам — злое, защитное. На лице Алины — страх, усталость, и этот проклятый синяк, лиловый отпечаток его власти и ее позора.

Волков смотрел на фото. Не на статью о допинге, не на финансовые обвинения. На этого парня. На его руку, лежащую на плече Алины. На ее фигуру, прижавшуюся к нему в такси, как к спасителю.

Ревность. Грязная, жгучая, иррациональная волна накрыла его с головой. Он не хотел ее. Она была слабостью, глупостью, никем. Но она была. Эта девчонка, его собственность, его купленная игрушка, позволяла прикасаться к себедругому? Кто он? Сначала Адам, теперь этот… Что они в ней находят? И она… Доверяла? Искала защиты? Унего? Пока он, Волков, платил за ее собаку, кормил ее, терпел ее присутствие?

Он проработал до ночи. Тушил пожары, угрожал, раздавал приказы. Виктор докладывал о «внутреннем расследовании» — пока безрезультатно. Марат молчал, его взгляд был тяжелее камня. День был проигран. Скандал набирал обороты. Бой висел на волоске.

Водитель отвез его в пентхаус. Тишина. Стерильность. Холод. Он прошел по огромным комнатам, звук его шагов гулко отдавался в пустоте. Он сел в кресло перед панорамным окном, но не видел огней города. Он видел ее. Смеющуюся с венком из одуванчиков. Плачущую под его телом. И... доверчиво прижавшуюся к этому долговязому парню.

В голове против воли всплыли давно забытые воспоминания.

Она пахла яблоками и весной. Длинные косы. Глаза — как утреннее солнце. Оля. Его первая и последняя любовь. Они сидели рядом на уроках. Она рисовала на его тетрадях сердечки, а он… боялся прикасаться. Потому что руки у него были грубые, вечно сбитые от тренировок. А она была мягкая. Смешливая. Добрая.

Он собирался признаться. Тогда, в девятом. Уже знал, как: стих, цветы, прогулка. Всё как в кино.

Но однажды зашёл в класс — а она целовалась с Ильёй. Мальчиком с гитарой, добрым, тихим, нежным. Его полной противоположностью.

Оля потом плакала. Говорила: «Ты слишком жестокий… С тобой рядом — будто дышать нельзя».

И ушла навсегда.

«Нет».

Слово вырвалось из глубины. Он вскочил. Не думая, на автомате схватил ключи от внедорожника. Он не мог остаться здесь. Не мог терпеть эту пустоту и жгучую, нелепую ревность. Он должен был увидеть. Должен был знать. Сейчас же.

Дверь в квартиру Алины открылась не сразу после его резкого, нетерпеливого стука. Когда она отворилась, перед Волковым стоялон. Тот самый парень с фотографий. Высокий, в растянутом свитере и спортивных штанах, сонный, но настороженный.

— Афигеть! Сам Артём Волков, вам Алину позвать? — спросил Кирилл, но путь ему не открыл, не дал зайти в квартиру. Встал, преграждая путь. Его глаза, карие и умные, мгновенно оценили дорогую куртку, мощную фигуру, опасное напряжение в позе гостя.

Волков не ответил. Его взгляд пронзил пространство за спиной парня, ища Алину. Ревность, смешанная с похмельем от дня и бессильной яростью, взорвалась внутри. Он здесь. Ночью. В ее доме.

— Алина! — рявкнул Волков, игнорируя Кирилла, пытаясь заглянуть внутрь. — Выходи!

— Эй! — Кирилл шагнул вперед, блокируя проход полностью. — Вы чего? Чего орете? Она спит!

Слова «спит» стало последней каплей. Волков, не раздумывая, грубо толкнул парня в грудь. Кирилл, не ожидавший такой силы, отлетел назад, споткнулся о порог прихожей и с грохотом упал на пол.

— КИРИЛЛ! — крик Алины разорвал тишину. Она выскочила из комнаты в старом халате отца, бледная, с перекошенным от ужаса лицом, с распухшим синяком, казавшимся еще страшнее при тусклом свете. Увидев брата на полу и Волкова, переступившего порог как хозяин, она бросилась к Кириллу. — Не трогай его! Не смей! — закричала она Волкову, вставая на колени рядом с братом, проверяя, цел ли он. — Это мой брат! Родной брат!

Брат. Слово повисло в воздухе. Волков замер на мгновение, его ярость наткнулась на неожиданное препятствие. Кирилл, отталкивая сестру, поднялся, глаза его горели холодным гневом.

— Брат? — Волков процедил, его взгляд скользнул с Алины на парня, ища сходство. Оно было — в разрезе глаз, в упрямом подбородке. Но ревность не утихла, она лишь сменила вектор. — С какого перепуга он здесь? Ночью? Откуда он появился?

— Это мой дом! — выпалила Алина, вставая, дрожа всем телом, но заслоняя Кирилла собой. Слезы уже текли по ее щекам, смешиваясь с тушью от недосыпа. — Он... он поссорился с родителями! Мать попросила... Он мой брат! Ему некуда было идти! Он здесь... временно!

— Работодатель так не вламывается к сотрудникам посреди ночи, — сказал Кирилл ровно, шагнув вперед, рядом с сестрой. Его голос дрожал от адреналина, но был твердым. — У вас совесть есть? Или вы просто псих, который считает, что может все?

Волков фыркнул, его губы искривились в презрительной усмешке. Он смотрел на Алину, на ее слезы, на ее защитную позу перед этим мальчишкой. Горечь и злость душили его.

— Работодатель? — он засмеялся, коротко и грубо. — Я не просто ее работодатель. Мывстречаемся. Я имею право быть здесь, когда захочу. И знать, кто ночует в квартиремоей девушки.

Слова «встречаемся» и «моей девушки» прозвучали как пощечина. Алина ахнула, словно ее ударили ножом в живот. Она увидела, как лицо Кирилла исказилось от шока, непонимания, а затем — от леденящего осознания. Его взгляд метнулся от Волкова к ее лицу — к синяку, к слезам, к немому ужасу, в глазах. Он все понял. Понял цену ее работы. Понял источник синяков. Понял весь ужас.

— Встречаетесь? — Кирилл произнес медленно, с ледяным недоверием. Он посмотрел на Волкова, потом на Алину. Его голос поднялся, наполнившись гневом и болью. — Странные у вас отношения! Когда твоя "девушка" ходит с фингалом! Когда она вздрагивает от каждого звонка! Когда она бледнеет как полотно, услышав твой голос! Когда она спит в халате своего мертвого отца, потому