Жестокий. Моя по контракту - Виктория Кузьмина

Прошла неделя. Сердце перестало каждый раз срываться от звука уведомления. Ждать было уже невыносимо. Пустота заменила даже боль. Осталось только чувство… как после операции — когда шов зажил, а ты всё ещё не можешь дышать.

На восьмой день Настя снова появилась. Принесла записку с номером Саши, друга Адама:

— Он сказал, что нужна официантка. Никаких требований. Только чтобы руки были и честность. Подумай об этом. Там в клубе такой трэш творится что я даже думаю сама уволиться. Всех шерстят, Волков ходит злющий. Не думаю, что ты у него надолго останешься, с таким его характером.

Алина взяла листок. Долго смотрела. Потом положила его на стол и кивнула. Она помнила, тот разговор между Маратом и Волковым, о том, что её уволят, как только пройдёт бой с Ковалевым.

— Я пойду.

Это был первый шаг. Её. Не Волкова. Не Комиссара. Её собственного.

На девятый день она пошла в парикмахерскую. Просто вошла, как в воду. Попросила подровнять волосы. Не коротко. Но символически — как будто отрезала лишнее, прошлое. Волосы упали на пол, и вместе с ними — ещё кусочек страха.

Вернувшись, она разбирала шкаф. Убрала всё, что напоминало. Свитер, в котором ходила на работу. Кроссовки. Даже ручку, которой она когда-то писала для него расписание боёв. Всё — в пакет. В шкаф. Подальше.

Не выбросила. Пока не смогла. Но отделила. Впервые за долгое время — отделила себя от него.

В ту же ночь, когда город шептал под окнами холодом и шинами, Алина лежала на кровати и смотрела в потолок.

А Волков… Волков молчал.

Но в этой тишине она впервые подумала: может, и хорошо.

Глава 26 Неравный бой

Тренировочный зал гудел как раскалённый улей. Воздух был густым от запаха пота, резины и железа. В центре, под прицелом прожекторов, Артём Волков бил тяжёлую многослойную грушу. Раз-два. Левый джеб. Правый кросс. Раз-два. Удары ложились с методичной жестокостью, каждый раз отбрасывая двухсоткилограммовый снаряд. Бинты на его кулаках пропитались кровью и потом, оставляя ржавые пятна на черной поверхности. Он не чувствовал боли. Вернее, чувствовал — но эта боль была единственным якорем в море холодной, нечеловеческой концентрации.

— Волк! — голос Марата пробился сквозь гул. — Хватит! Руки сломаешь!

Артём проигнорировал. Раз-два. Левый. Правый. Груша взвыла на цепи. Где-то там, за пределами этого зала, был бой. Важнейший бой. Бой, который мог похоронить его карьеру или вознести на недосягаемую высоту. И где-то там...она. Своевольная, хрупкая, невыносимая. Он вложил в следующий удар всю ярость, всю невысказанную ярость последних недель. Кожа на костяшках левой руки лопнула, брызнула алая струйка.

— Чёрт возьми! — Марат вскочил, готовый физически остановить его.

Артём наконец замер, тяжело дыша, грудью вперёд. Пот рекой стекал по сведённым мышцам спины. Он поднял кулак, разглядывая сбитую кожу, кровь, смешивающуюся с потом. Это было хорошо. Это было реально. Это можно было контролировать. В отличие от...

— Шеф— К нему подошёл Виктор, холёный и нервный, с планшетом в руках. Лицо мужчины сияло нездоровым возбуждением. — Ставки взлетели до небес! Твой коэффициент на победу — 1.15! Фанаты сходят с ума! Весь мир ждёт, как ты размажешь этого выскочку Ковалёва! — Он понизил голос, но в нём звенела алчность. — Контракты на рекламу... Артём, ты даже представить не можешь, какие суммы там крутятся! После победы...

— После победы, — перебил его Артём глухо, не отрывая взгляда от своего окровавленного кулака, — поговорим. Сейчас — мешаешь.

Виктор замер, улыбка сползла с его лица. Он кивнул, быстро ретируясь. Артём снова повернулся к груше. Раз-два. Кровь отпечаталась на черной поверхности. Темной, как её волосы, когда она раскидывала их по подушке... Он вложил в удар всю силу, заглушая образ.

* * *

Алина сидела на холодном пластиковом стуле в коридоре клиники «Надежда», сжимая в руках листок. Цифры плясали перед глазами: 90 300 рублей. За курс новой физиотерапии для Комиссара. Необходимой. Срочной. Чтобы закрепить успех после операции, чтобы помочь его ослабевшим задним лапам восстановить силу.

— Алина Сергеевна, — ветеринар смотрел на неё с мягким сочувствием, которое сейчас казалось ей пыткой. — Мы понимаем, ситуация сложная... Но чем раньше начнём, тем лучше прогноз. Комиссар — боец, он старается. Но ему нужна помощь.

«Боец». Какон. Но ее боец был старым и израненным. И его битва была не за миллионы и славу, а за каждый шаг, за каждый вдох без боли.

— Я... я внесу, — прошептала она, голос предательски дрогнул. — Как можно скорее.

Она вышла на улицу, в промозглую московскую слякоть, и прислонилась к холодной стене здания. В кошельке — остаток зарплаты после коммуналки и жалкой еды. На карте — копейки. На счету сбора — медленно растущие, но всё еще недостаточные суммы. Она достала телефон, пальцы дрожали. Список контактов. Кого просить? Мать? Она уже сказала ей, что не даст больше. Настя? Добрая душа, но её ресурсы не безграничны. Одногруппники? Они заплатили за помощь с дипломами, но новые деньги...

Она закрыла глаза, чувствуя, как слезы подступают. Была на пределе. Физически, морально, финансово. Казалось, ещё одна капля — и она сломается. Ради Комиссара. Ради папы. Ради Кирилла, который с таким трудом устроился грузчиком и приносил свои первые жалкие деньги. Ради призрачной надежды на Питер. Она вдохнула холодный, влажный воздух и заставила слезы уйти. Нет. Ещё нет. Она найдет способ. Всегда находила.

* * *

Ночь. Густая, непроглядная, пропитанная осенней сыростью. Чёрный внедорожник стоял в тени старых лип, в двух кварталах от её пятиэтажки. Двигатель был заглушен.

Артём Волков сидел за рулём, неподвижный, как изваяние. Его профиль едва вырисовывался в темноте. В салоне пахло кожей, дорогим одеколоном и... напряжением. Он смотрел на тускло освещённое окно на третьем этаже. Её окно. Там горел свет.

Он видел её тень, мелькавшую за занавеской. То ли она собиралась, то ли просто ходила по комнате. Он представлял её лицо. Усталое. Напряжённое. С теми огромными глазами, в которых он читал столько всего — страх, гнев, стыд, и что-то ещё... что-то неуловимое, что не давало ему покоя.

Рука сама потянулась к дверной ручке. Выйти. Подняться. Постучать. Увидеть её. Зачем? Что сказать? «Как собака?» «Нужны деньги?» «Я...» Ячто? Нахуя он вообще приехал к ней?

Он сжал руль до хруста в костяшках. Врач запретил стрессы. Запретил всё, что выводит из железного ритма подготовки. А она... она была