Жестокий. Моя по контракту - Виктория Кузьмина

Он завёл двигатель. Звук рычащего мотора разорвал ночную тишину. Он бросил последний взгляд на её окно. Свет всё ещё горел.

Он выжал сцепление, включил передачу. Внедорожник плавно тронулся с места, растворившись в тёмном проглоти улицы.

Он не мог быть рядом.

Но и без неё... без этого навязчивого, раздражающего, необходимогохаоса в его упорядоченном мире побед и поражений... было... пусто. Как после нокаута. Когда сознание уходит, и остаётся только тишина. Невыносимая тишина.

Бой приближался. Неравный бой. И не только на ринге.

Глава 28

Звонок в дверь прозвучал как выстрел в тишине позднего вечера. Алина, уткнувшаяся в дипломные черновики, вздрогнула. Кирилл, разбирающий старый фотоальбом отца, нахмурился и встал первым.

— Кто там? — его голос прозвучал резко, защищая хрупкий мир их квартиры.

Открыв дверь, он замер. На пороге, заполняя собой все пространство, стоял Артём Волков. Темный свитер, джинсы, лицо — замкнутое, как скала, но в глазах бушевала буря. Он не ждал Кирилла.

— Алина, — произнес Волков, игнорируя парня, пытаясь заглянуть вглубь прихожей. Его взгляд искал ее.

Кирилл шагнул вперед, преграждая путь. Его тело напряглось, как тетива.

— Ее нет. Ушла, — солгал он, голос дрогнул лишь чуть. За спиной он слышал ее испуганный шепот: "Кир, не надо..."

Артём медленно перевел взгляд на него. Холодные серые глаза скользнули по синяку под глазом Кирилла, по его волевой стойке.

— Отойди, пацан.

— Не пацан я тебе, — Кирилл расправил плечи, хотя Волков был на голову выше и вдвое шире в плечах. — И сказал — нет ее. Катись отсюда. Не звонила она тебе, не звала.

Волков не двинулся. Воздух между ними наэлектризовался. В его взгляде мелькнуло что-то дикое, опасное — ярость хищника, которому перекрыли путь к добыче. Но глубже — щемящее отчаяние. Он приехал сломя голову, поддавшись импульсу, и наткнулся на стену.

— Алёна! — рявкнул он вдруг, через голову Кирилла, его голос гулко прокатился по квартире. — Выходи! Надо поговорить!

— Хватит! — Кирилл толкнул его в грудь, отчаянно, но Волков лишь качнулся. — Убирайся! Слышишь? Не тронешь ты ее больше!

Артём посмотрел на толкнувшую его руку, потом медленно поднял глаза на Кирилла. В них не было гнева. Была ледяная, всепоглощающая пустота. Отчаяние, превратившееся в камень.

— Ты меня не знаешь, — прошипел он так тихо, что слова едва долетели. — Я ведь не всегда могу быть добрым.

Он резко развернулся и пошел прочь. Его широкие плечи казались ссутулившимися. Шаги по лестнице звучали тяжело, глухо.

Алина выскочила из ванны, бледная как полотно.

— Кир! Ты в порядке, не надо было с ним ссориться?! — в ее голосе был ужас. Не за себя. За него. За Комиссара. За все, что могло рухнуть из-за этого конфликта.

— Защищал тебя! — парировал Кирилл, но в его глазах читалась неуверенность. Вид уходящего Волкова был не похож на побежденного тирана. Он был похож на раненого зверя.

Алина не думала. Накинув первую попавшуюся футболку и лосины, она выбежала за ним, не слушая окликов брата.

Он был уже в машине. «Гелендваген» стоял у подъезда, мотор не заведен. Артём сидел за рулем, прислонив лоб к прохладному пластику руля. Его мощная спина дышала тяжело, неровно. Она подошла осторожно, стукнула пальцем в стекло.

Он поднял голову. Глаза в полумраке салона горели темным огнем. Он разблокировал двери. Она села на пассажирское сиденье. Запах его кожи, дорогого парфюма и чего-то острого — гнева? Отчаяния? — ударил в ноздри. Тишина в салоне была оглушающей.

— Зачем? — спросил он наконец, не глядя на нее. Голос был хриплым, надломленным. — Зачем выбежала? Чтобы посмотреть, как твой брат защитил тебя от чудовища?

— Он не знает! — вырвалось у Алины. — Не знает всего! Он просто…

— Шарахаешься, — перебил он, резко повернувшись к ней. Его глаза впились в нее, выискивая правду. — От меня. Как от прокаженного. Вижу каждый раз, когда я касаюсь… В глазах — боль и страх. Тебе ведь не нравится заниатся сексом со мной, ты просто терпишь его как необходимость… — Он произнес последнее слово с такой горечью, что ее сердце сжалось. — Прекрати. Я оплачу все. Лечение твоего пса. Все, что ему нужно. Только… прекрати шарахаться. Увольняйся. Уходи. Но не смотри на меня так.

Она замерла. Его слова, его признаниеееболи, его готовность просто… отпустить? Это было непохоже на него. Страх смешался с чем-то новым — щемящей жалостью? Пониманием?

— Я… я не шарахаюсь, — прошептала она, опуская глаза. Губы дрожали. — Просто… бывает больно. Иногда. Но… — Она подняла на него взгляд, карие глаза огромные в полумраке. — Было… несколько раз… хорошо.

Он замер. Взгляд его смягчился на долю секунды, потом снова стал колючим.

— Хорошо? — усмехнулся он беззвучно. — Когда? Когда ты стонала не от боли? Дома у себя? Когда я… это на твоем лице оставил?

Она покраснела до корней волос. Воспоминания нахлынули: машина после боя, его неожиданная… внимательность? А потом в воспоминаниях его лицо между её раздвинутых ног... Желание услышать ее стоны?

— В машине… И дома… — выдохнула она, сжимая руки на коленях. — Тогда… было хорошо.

Молчание повисло снова, но уже иное. Напряженное, но лишенное враждебности. Артём резко завел мотор.

— Куда? — испуганно спросила Алина.

— Туда, где нас не достанут твои защитники, — бросил он, включая передачу. Машина плавно тронулась.

Он вывез ее за город, на старую, заброшенную смотровую площадку в горах. Москва раскинулась внизу морем огней, но здесь, наверху, царила кромешная темнота и тишина, нарушаемая лишь шелестом ветра в редких деревьях. Он заглушил мотор. Свет фар погас, погрузив их в абсолютный мрак.

Алина едва различила его движение. Он повернулся к ней, его рука коснулась ее щеки. Не грубо. Нежно. Она вздрогнула, но не отпрянула.

— Покажи, — его голос был низким, густым, как теплый мед. — Покажи, как было "хорошо".

Его губы нашли ее губы во тьме. Поцелуй был не таким, как раньше. Не захват. Не метка. Это был вопрос. Поиск. Его руки скользнули под футболку, ладони были шершавыми, но движение — удивительно плавным. Он не рвал одежду. Он снимал ее медленно, давая ей время привыкнуть, время сказать "нет". Но она не сказала.

Его прикосновения были другими. Исследующими. Чуткими. Он словно впервые открывал ее тело, заново. Его пальцы скользили по ее коже, находил чувствительные места — изгиб шеи, внутреннюю сторону бедра, — и задерживался там, пока она не вздрагивала и не издавала тихий стон. Он слушал ее. Каждое прерывистое дыхание, каждый сдавленный звук был для