Разве это не романтично? - Лисса Кей Адамс

Обещай мне

Дом был заброшен, как и все остальные. Пустые, разбитые остовы из тех времен, когда дети толпились вокруг обеденных столов и каминов, понятия не имея о том, какой ад их ожидает.

Анна провела бесчисленное количество ночей в подобных домах. Места, которые когда-то излучали тепло и свет, превратились в холодные темные ночлежки для усталых людей. По крайней мере, в этом была настоящая кровать. Одеяла и подушки уже давно были разобраны, но Анна не жаловалась. Матрас был мягким, и это была не земля. Она бы легла на него, даже если бы знала, что на самом деле не уснет. Теперь она редко спала. Как вообще можно спать в таком мире?

Два года. Именно столько она пробыла в Европе. Ее начальство в Seattle Times даже не удовлетворило ее просьбу отправить ее корреспондентом за границу после Перл- Харбора. Тебе повезло, что у тебя вообще есть работа, дорогая. Поэтому, когда United Press Association объявила конкурс для русскоязычных журналистов, она подала заявку, указав только свои инициалы. Она была не единственной женщиной, освещавшей войну, но их было так мало, что большинство мужчин понятия не имели, как к ней относиться. Только Тони относился к ней как к настоящей журналистке.

Сначала.

Его обвинения, которые ничем не отличались от миллиона других, брошенные в ее адрес, ранили сильнее, чем она могла признаться. Быть с ним в паре сейчас было вполне уместно. Бездушное задание рядом с человеком без сердца.

От тяжелых шагов за дверью у нее перехватило дыхание. Не от страха, а от напряжения. Две недели в дороге, а они с Тони так и не пришли к перемирию. Она услышала, как он вздохнул — глубокий вдох, за которым последовал сдавленный выдох.

— Я знаю, что ты где-то там, Тони, — тихо позвала Анна. — Чего ты хочешь?

Дверь медленно со скрипом отворилась. В темноте она едва могла разглядеть его высокую фигуру.

— Я тебя разбудил? — хрипло спросил он.

— Нет. — Она вздохнула и села. — Я сплю примерно столько же, сколько и ты.

Он скрестил руки на своей широкой груди.

— Тебе нужно отдохнуть, Анна. Мы уезжаем рано.

Это была обычная галантность, которую мужчины вроде него проявляли, не задумываясь, но это всегда заставляло Анну чувствовать себя слабой. Как будто она нуждалась в защите. Такая женщина, как она, не могла позволить, чтобы с ней так обращались. Все участники этой войны строили о ней предположения с той самой минуты, как она высадилась в Европе, и все они были ошибочными, и все они основывались на старых представлениях о том, какой должна или не должна быть женщина, что она должна делать, что говорить. Она была хорошенькой, поэтому они решили, что она легкомысленна. Она была кокетливой, поэтому они обвинили ее в том, что она спит со всеми подряд. Она была смелой, поэтому они назвали ее рискованной.

— Ты не спишь, — возразила она. — Неужели мужчинам нужно отдыхать меньше, чем женщинам?

Тони глубоко и устало вздохнул.

— Не все, что я говорю, направлено против тебя, Анна. Я просто пытаюсь убедиться, что ты готова к тому, что нас ждет завтра.

Наспех выкопанная могильная яма. Так им сказали жители деревни. Останки американских и британских военнопленных, которые пытались бежать, но были пойманы и казнены.

— Я прекрасно знаю об этом.

Он заколебался, и она скорее почувствовала, чем увидела его пристальный взгляд на себе. Когда он, наконец, заговорил снова, его голос был низким и хриплым.

— Я из 4F.

На ее щеках вспыхнул румянец, а кровь от стыда застыла в жилах. Присвоение звания 4F означало, что ему было отказано во вступлении в армию по медицинским показаниям.

— Шумы в сердце, — сказал он. — После Перл-Харбора я трижды пытался завербоваться в армию. В последний раз меня поймали, когда я использовал вымышленное имя. Меня чуть не арестовали, вот почему...

Анна встала.

— Тони...

Он оторвался от дверного проема. Его ботинки зацокали по полу, когда он повернулся, чтобы уйти. Анна действовала не задумываясь. Она пересекла комнату.

— Подожди. Мне жаль.

— За что? — спросил он через плечо.

— Знаешь за что. То, что я сказала тебе тогда, было грубо и невежественно. Я знаю так же хорошо, как и любой другой человек, что быть военным корреспондентом так же важно для нашей работы, как быть солдатом на поле боя, и я также знаю, каково это, когда люди делают о тебе неверные предположения.

Тони отвернулся и засунул руки в карманы пальто.

— Я слишком остро отреагировал. Давай просто забудем об этом.

В нем бурлило разочарование, когда он уходил от нее в сторону другой спальни.

— Джек Армстронг, — выпалила она.

Тони обернулся в тесном коридоре.

— Что?

— Это его имя, человека на фотографии.

Тони медленно подошел к ней.

— Он пилот?

— Был.

Ее тихий ответ вызвал у него тихое проклятие.

— Прости, Анна.

Она попыталась пожать плечами, но это была слабая попытка.

— Это война, верно?

— Что случилось?

— Я не знаю. Формально он числится пропавшим без вести. Говорят, его В-24 разбился над Франкфуртом.

— Его могли взять в плен, — тихо предположил он.

— Я знаю. — Она вздернула подбородок. — Я лучше, чем кто-либо другой, знаю, что мы можем обнаружить завтра, но мне нужно, чтобы ты знал: я здесь не для этого, Тони. Я такой же профессионал, как и ты. Я здесь, чтобы запечатлеть эту войну во всем ее безобразии, так же, как и ты. Когда ты раньше ставил под сомнение мои мотивы, это причинило мне боль. Особенно из твоих уст.

Сейчас они стояли всего в нескольких дюймах друг от друга.

— Особенно из моих?

— Меня перестало волновать, что думает обо мне большинство людей, но мне небезразлично, что думаешь ты.

Его глаза встретились с ее глазами, и она почувствовала это — трепет в животе, который, как она думала, никогда больше не почувствует, тихое ощущение осознанности и потребности, которое только Джек когда-либо пробуждал в ней. Пока она не встретила Тони.

— Ты самый храбрый человек, которого я когда-либо знал. — Его голос был таким же напряженным, как и у нее. — Я восхищаюсь тобой больше, чем кем-либо другим.

Ее губы изогнулись в грустной улыбке.

— Ты говоришь, как настоящий журналист.

— В моем словесном арсенале нет поэзии.

— Мне не нужна поэзия. Мне нужна только честность.

Между ними вспыхнуло страстное желание. Не такое, как в тот единственный раз, когда он поцеловал ее. Это была страсть, вызванная необычными обстоятельствами, спонтанное выражение радости от того, что