Там, где нас нет - Альвин Де Лорени

Они, приковав внимание гостей и хозяина к своим безупречным попкам, вытащили мечи из под сброшенных накидок и сейчас, не переставая танцевать, со всё возрастающей скоростью, звеня браслетами, монистами и бубенчиками вращали их в своих белых тонких ручках.

Один из них, в рубиновой чалме, отойдя от своего напарника, остановил вращение оружия и, зацепив кончик своей чалмы, размотал полупрозрачный рубиновый конец невесомой ткани, подкинул его вверх и второй, неуловимо быстро махнув мечом, рассёк прозрачную тряпочку, отсечённая часть медленно опала на полированный каменный пол зала. Затем второй, в сапфировой чалме, отцепил конец своего головного убора и первый ссёк взмывшую в воздух волну ткани. Танцоры, повинуясь ритму барабана и флейты, вертелись, звенели металлом на своих телах и быстрыми взмахами бритвенно острых мечей резали вскидываемую вверх ткань. Вот, наконец и всё. Ткани больше не осталось. Ритм снова сменился и омеги, медленно переступая вращаемыми бёдрами, тот который был в рубиновой чалме со светлыми до белизны короткими волосами, а второй — в сапфировой чалме — чёрный, как ворòново крыло, возложили себе на голову мечи обухами на темя и начали снова движение по залу, не прекращая при этом завораживающее движение животиков, бёдер и рук. Совершив круг, омеги разом подскочили, перехватили взмывшие в воздух мечи и, громко выдохнув, присели на коленях в поклоне перед хозяином. Музыка затихла.

Красс едва заметно качнул головой и танцоры, легко подхватившись, звеня бубенчиками и сверкая обнажёнными ягодицами, убежали куда-то в полумрак зала.

Гости завопили, засвистели. Антоний, уже мало что соображавший от выпитого вина и необычного зрелища, сграбастал за волосы мальчика-альфу поившего его вином и, загибая его назад, почти через колено, поцеловал долгим поцелуем. Также за волосы оторвал от себя покорное тело, собрав пьяные глаза в кучу, понял, наконец, что целовал альфу, оттолкнул мальчишку от себя и сграбастал пискнувшего от боли омегу, так и сидевшего рядом с ним с тарелкой жареной курятины, притиснул к ложу поперёк, навалился сверху, больно ущипнул за сосок, а потом с размаху хлопнул ладонью по промежности, и заржал, наблюдая, как удерживаемый мальчик со слезами на глазах кусает губы и сдерживается, чтобы не начать корчиться от нестерпимой боли от удара по яичкам и чувствительному члену.

Гости, разгорячённые вином, вовсю тискали обнажённых мальчиков омег и альф, кто-то поил рабов драгоценным вином, наполняя свой рот и целуя понравившегося мальчишку. Некоторые клиенты из самых бедных, дорвавшиеся до молодых тел, не стесняясь окружающих и завалив омегу или альфу — кто попался первым, торопливо совокуплялись прямо на ложе. Кому-то из гостей, обожравшемуся на дармовщину, стало плохо и мальчики-альфы увели его под руки очистить желудок.

Две группы приглашённых мимов разыграли «Похищение сабинянов» — действо, знакомое каждому римлянину. Актёры, изображавшие римлян-альф и одетые в одни короткие накидки на голое тело только удерживаемые на одном плече и подвязанные по талии верёвкой крались по лесу к городу сабинов из которого вышли омеги тоже в одних сверхкоротких, едва прикрывших ягодицы, накидках на голое тело, но держащихся на обоих плечах и тоже подпоясанных тонкими поясками. Римляне-альфы крадутся, сабины-омеги танцуют в лесу и поют песни. Вот, альфы нападают на омег и, схватив как попало, но почему-то голой задницей к гостям, тащат пленников и тут же насилуют их. Гости неистовствуют, кидают фрукты и овощи в актёров и видно, что представление вызывает живейший отклик у собравшихся. Актёры разбиваются на пары и после бурного соития — настоящего! (гости со знанием дела комментируют происходящее и даже выкрикивают советы) в том-то и правда жизни, как говорится, обнимаются и целуются, изображая любовь. Но вот затрубили трубы и из города сабинов вышли войска, отбивать похищенных омег. Войска сабинов осадили лагерь римлян и похищенные омеги выходят к своим родителям и просят не убивать похитителей, так как они стали их истинными. Занавес.

После двенадцатой перемены блюд, видя, что гости заскучали, по знаку Красса управляющий объявил, что сейчас состоятся игры, а именно — бой гладиаторов. Но бой не простой, а вслепую.

И вот тут-то Красс увидел, наконец, Спартака. Крепкий темноволосый альфа лет тридцати, в одной набедренной повязке с поножами и с широким наручем на левой руке вместо маники и такой же противник, мощный высокий сивый альфа, в точно таких же поножах и с таким же наручем. Гладиаторов привели под конвоем не менее чем шести стражников каждого. Вытолкнув на середину зала, ланиста сам, лично, проверил их поножи и наручи, затем каждому из них на голову надели брòнзовые глухие шлемы, завинтили сзади на шее, вручили гладиусы в ножнах и стража, окружив кольцом импровизированное ристалище, тупыми концами копий стала толкать в спины ослепших гладиаторов. Сегодня они умрут…

— Бой! — заорал ланиста, но оба бойца стояли без движения.

Противнику Спартака кто-то из стражи с размаху ударил в затылок шлема тупым концом копья. Тот покачнулся, только сильнее сжав побелевшие пальцы на рукояти короткого меча…

Лизелот едва слышно выдохнул на стуле.

Пьяные гости заорали, в гладиаторов полетели фрукты, кости и куски пищи. Стражники толкали гладиаторов к центру круга. Вот и ещё одно подтверждение мыслям Красса. Если ты не хочешь быть рабом, не хочешь умирать на потеху публике — умри сам, у тебя есть множество способов. Но нет…

Красс видя, что Спартак прислушивается к движениям противника, качнул головой и сообразительный управитель подал музыкантам знак. Заиграла бодрая музыка.

Здоровяк Крикс, противник Спартака, махнул мечом перед собой слева направо. Сделал ещё шаг, снова махнул. Спартак будто чувствуя взмахи гладиатора отступал назад, так и не вытащив меч из ножен. Наконец, копья стражи упёрлись в его спину. Всё. Круг.

— Бой! — снова заорал ланиста, размахнулся бичом и обнажённую спину медлившего Спартака ожгло ударом, сорвавшим кожу. Гладиатор не двигался.

— Бой! — рвал глотку ланиста и ещё два удара бича рассекли спину раба-смертника.

А противник наступает, широкими взмахами кромсая перед собой воздух — чувствуется, как взмахи меча холодят кожу на груди. Тупые концы копий сильно пихнули гладиатора вперёд и Спартак рефлекторно низко нагнулся подчиняясь какому-то наитию. Меч соперника просвистел почти над головой. Гости заржали, усиливая шум в зале и не давая услышать передвижения поединщика. Да остановись же ты, Крикс, придурок! Стой! Но нет…

Видимо ошалевший от того, что глаза закрыты, а слух поражён музыкой и криками гостей, поединщик безостановочно размахивал мечом под хохот и вопли гостей.

Постоянно наталкиваясь спиной на копья стражи, Спартак обходил ристалище по кругу, пытаясь, таким образом, не вступать в бой с Криксом и почувствовать