Сопротивляться бессмысленно - Юлия Резник

заставляю себя не делать резких движений. Ясно же, что у Светки свой интерес. Она наверняка спит и видит, как бы меня устранить с дороги, пользуясь моей растерянностью. Я же не настолько глупая, чтобы этого не понимать. И не настолько слабая, чтобы позволить.

Прежде чем что-то решить, консультируюсь с Молотовым. Выспрашиваю, какие у нас варианты, как это обычно бывает. И правда ли, что Лёшкины шансы на освобождение тают с каждым часом, проведенным за решеткой.

— Ну, как тебе сказать? — задумчиво протягивает Молотов. — Смотря какая задача стоит перед вэбэшниками. Он же там в их полной власти, Сабин… — добавляет с намеком. Меня начинает мутить. Я блею что-то невнятное. Молотов меня останавливает:

— Ты так не расстраивайся, окей? Даже если дело развернется по самому худшему сценарию из возможных, ментовские зоны — это тебе не обычные. Там можно жить.

Я истерично всхлипываю. Тоже мне аргумент!

— Ясно. Я поняла. Если что — позвоню, — шепчу, сбрасывая вызов.

На автопилоте добираюсь до дома. Щёлкаю ключами по кнопке домофона, не попадаю, злюсь, потом снова пробую. Ноги ватные. Я захожу в квартиру, вешаю рубашку на плечики. Принимаю горячий душ. Завариваю крепкий кофе — уже как будто смирившись, что это последние минуты свободы. И да, я знаю, что Багиров бы в жизни на это не пошёл. Он бы скорее добровольно лег под каток «правосудия», чем поступился бы принципами. А я, наверное, слишком слабая… Подчиняюсь обстоятельствам. Иду туда, где мне страшно. К тому, кто меня сломает. Не потому, что это путь наименьшего сопротивления, а потому что в сложившихся обстоятельствах другого пути не вижу. Его не существует. Я пыталась его найти, но все напрасно. А значит, выход один. Казанцева права. Я просто не могу допустить, чтобы Багиров принес себя в жертву. Потому что люблю…

Тянуть время дальше бессмысленно. Все решено. И будет лучше прояснить ситуацию сразу. На удивление, когда я достаю телефон и удаляю номер Тегляева из черного списка, у меня даже не дрожат руки. Жму на дозвон. Вслушиваюсь в гудки. Иван, конечно же, не спешит отвечать. Ну… это предсказуемо. Вряд ли этот садист упустит свой шанс отыграться за все те случаи, когда я сама его игнорировала. Он кайфует, осознавая, как мне сейчас плохо. Он как вампир — жрет мои эмоции ложками. Он упивается ими.

Проходит полчаса. Я не нахожу себе места. Сижу, стою, потом просто мечусь по квартире, будто зверь в клетке. Снова ему звоню. И снова наталкиваюсь на игнор. Он даже не сбрасывает! Просто молчит. И постепенно меня все же начинает трясти от мысли, что это только прелюдия, а главное унижение впереди.

Я больше не звоню. Зачем? Если все впустую. Я пишу ему в мессенджер. Пальцы не попадают на кнопки, я стираю получившуюся абракадабру и пишу снова.

«Привет. Мне нужно с тобой поговорить. Это важно. Очень. Пожалуйста, дай знать, когда и где мы можем увидеться».

Пожалуйста. Я написала ему «пожалуйста»… — клокочет в горле истерика.

Кладу телефон на тумбочку. Отхожу. Сажусь на пол. Смотрю в одну точку. Потом возвращаюсь. Проверяю, не прочитано ли. Нет. Но это вовсе не означает, что мое послание не просмотрено. Наверняка Иван видел пуш. А его молчание — просто очередная иезуитская пытка. Чтобы причинить боль, унизить и напомнить лишний раз, что я теперь играю по его правилам. Но если это плата за шанс вытащить из тьмы того, кто спас меня тогда, когда никто другой даже не посмотрел бы в мою сторону — я готова ее заплатить. Или… не готова, но мне придется. Впрочем, какая разница?

Звонок раздается ближе к ночи, когда все внутри уже немеет от страха и нетерпения.

— Ба! Какие люди. Даже глаза протер — думал, показалось.

— Нет, не показалось, — заставляю себя рассмеяться, подыгрывая выбранному Тегляевым тону беседы.

— Так чему обязан, котенок? Ты же убеждала меня, что все. С дерьмом смешивала. Про абьюз на весь мир кричала.

— Ты знаешь, что случилось, — шепчу я, хотя, да, лучше было бы играть. Не показывать ему то, как мне плохо. — Отпусти его. Он ни при чем. Твоя взяла.

— Как-то неубедительно ты просишь, Сабинка. Прям вот не верю…

— Скажи, как попросить, чтобы тебе понравилось — я это сделаю, — говорю, сглотнув подкатившую к горлу тошноту.

— Да я вообще думаю, что поздно ты спохватилась. Сегодня вот зашел с друзьями в один премиленький ресторанчик, гляжу по сторонам, Сабин, а тут сто-о-олько красивых ба-а-аб. Чего меня заклинило на неблагодарной суке вроде тебя? Теперь даже не знаю.

— Ну, заклинило ведь, — пру напролом, до холода в конечностях испугавшись, что он реально сольется, и тогда Багирову уже никто не поможет.

— Хм… Еще и самоуверенная.

— Вань, — добавляю в голос низкие соблазнительные нотки, — ну, ты сам говорил — мы оба хороши. Может, хватит уже? Помиримся?

Одной рукой прижимая телефон к уху, другой — опираюсь на стену. От отвращения тонкие волоски на моих руках стоят дыбом, как шерсть у приготовившейся атаковать кошки.

— Ну, приезжай. Сравню… Мало ли, — смеется мне в ухо.

— Прямо сейчас?

— Сама ж говоришь — соскучилась. Чего тянуть? — потешается Тегляев. Господи, дай мне сил.

— Конечно, — прикрываю глаза. — Адрес скинешь?

Он скидывает название ресторана, пока я одеваюсь. Хорошо изучив его вкус, надеваю льнущее второй кожей к телу платье. Чулки, шпильки… Вызываю такси. Выхожу из дома, не чувствуя ног. Я иду, но будто лечу над асфальтом. Губы онемели. Внутри пусто. Совсем. Внутри я… мертвая. И мне не воскреснуть.

Крашусь в машине. Судорожно проводя тушью по ресницам, очерчиваю красной помадой рот. Он любит, когда мои губы оставляют следы на его члене. От одной только мысли об этом мне хочется выпрыгнуть из машины на полной скорости под колеса проносящегося мимо КамАЗа. Но я лишь сильнее вжимаюсь в диван — нельзя. Ведь я затеяла это все ради Лёши!

В ресторан захожу как во сне.

— Меня ждут. Столик на имя Тегляева, — бросаю выскочившей мне навстречу хостес.

Та кивает и провожает меня, но не за столик, а в отдельный кабинет. Глаза с трудом привыкают к царящему там полумраку. В уши льются женский смех и негромкие мужские голоса. И только потом я вижу, да… И Тегляева в обществе пары друзей, и скрашивающих их досуг девок, которых насчитываю аж шестеро.

— Ну, чего застыла, Сабинка? Присоединяйся. С этого бока свободно, — ржет Иван, постукивая ладонью по ляжке. И никак его не смущает, что другое бедро почти оседлала расфуфыренная рыжуля.

Как марионетка, послушно устраиваюсь