И тут я увидела чудовище - Екатерина Началова

Сначала драконессы перебрасывались комплиментами, потом ехидно-веселыми репликами, и, наконец, замолчали. Сосредоточенное напряжение охватило всех. Мы стояли молча уже несколько длинных минут, когда Винесса вдруг издала слабый стон, покачнулась и начала медленно оседать. Сесилья, стоявшая за ней, подхватила острозубую драконессу, придержав под руки. Я стояла за Сесильей.

— Ах, простите... Благодарю, — слабо произнесла Винесса, с помощью соседки удерживаясь на ногах. Тут же подошел Ворон, на ходу раскрывая флакон с ароматической эссенцией.

Помощь Винесса отвергла.

— Не нужно, секундная слабость... — в ее голосе слышалось смущение.

В следующее мгновение Сесилья мешком шлепнулась на пол, не издав ни звука. Никто не успел ничего сделать.

— Сесилья!

Подобрав юбки, я присела над ней, убрала со лба светлые вьющиеся волосы.

— Леди! Очнитесь! — Ворон приставил к ее носу флакончик, едва хлопал по щекам, но Сесилья в себя не приходила.

— О-о, как же так... Бедняжка, — сочувственно заметила сверху Винесса.

Было что-то такое в ее снисходительном «бедняжка», от чего я подняла голову. Зеленые глаза острозубой драконессы торжествующе сияли. Только глянув на нее, я все поняла. Мама оказалась права: может Винесса ни на что и не надеялась, но миловидную Сесилью предпочла отодвинуть. А может она демонстрировала возможности и драконессе просто не повезло стоять сразу за ней.

На меня же резкой волной накатила злость. Порой кровь дает знать всем нам о том, кто мы и кем являемся. Род Золотистых всегда отличался принципиальностью. Порой она выходит нам боком, но... Кто, если не мы?

Ворон подхватил Сесилью на руки, унося из коридора. Мне пришлось встать на ее место за Винессой.

— Думаю, это от духоты, — сокрушенно проговорила Винесса, обмахиваясь собственной рукой с блестящими алыми когтями.

— Или от волнения, — напряженно подтвердил кто-то.

— Хотите веер, Винесса? — вытащив из складок платья заготовленный веер, я несколько раз обмахнулась, сверля глазами красивый женский затылок под высоко поднятыми волосами.

— Благодарю, обойдусь, — она вежливо отказалась.

Как я и думала. Видно, мама тоже предупреждала ее не брать чужого на смотрах. Зажав в руке вместе с рукоятью веера крошечный аметистовый флакончик, с очередным качком веера я мстительно нажала на распылитель, целясь точно в голый затылок. Невидимое облачко эссенции прицельно взвилось вперед и невесомо осело на коже драконессы. Запаха не было.

Двери распахнулись. Я поспешно спрятала предметы в карман.

— ...да начнется смотр! — ворвался в уши голос распорядителя, и мы двинулись в зал. Гости приветственно затопали ногами.

На секунду показалось, что в огромном зале пусто. От света заныли глаза, а одноцветное окружение слилось в одно неразличимое белое пятно. Присутствующих выдавали только звуки: топтание на месте, шаги, шуршание тканей, шелест записок, шепот, покашливания, тихие смешки. Следуя друг за другом, мы прошествовали мимо гостей и поднялись по ступенькам к возвышению около трона. Здесь остановились и развернулись.

Я обвела глазами зал. Разноцветные головы высокородных гостей неторопливо покачивались на своих белых основаниях, как головки цветов в саду. Теперь среди них были знакомые лица. Я видела светлую голову мамы. Она выбрала место как можно ближе к отцу. Все еще под стражей и в ограничительном ошейнике, папа стоял чуть в стороне от всех, гордо выпятив упрямый подбородок с ямочкой посередине. Мазнув взглядом по темным волосам Хрисанфра, я тут же забыла о нем, потому что, наконец, нашла Ингренса.

Правящий Дракон стоял у окна, и смотрел в мою сторону с легкой улыбкой. Мне показалось, что он смотрит только на меня и улыбается только мне. Конечно, это не могло быть правдой, потому что он не мог так открыто взирать именно на меня. Я прямо смотреть на Ингренса не могла, видела только его силуэт и могла лишь удушливо краснеть, вспоминая его руки на голой спине. А еще поцелуи... Два последних. Я ощущала, что они остались у меня — не только на руках, но и еще где-то глубоко под кожей. Сердце билось по-птичьи быстро.

Уже знакомый лысый распорядитель сначала официально называл основания для смотра, затем начал перечислять имена, глуша любые мысли своим зычным голосом:

— ...Леди Винесса из рода Острозубых,леди Годдина из рода Остроглазых, леди Кларисса из рода Золотистых. Леди Сесилья из рода Четырехпалых выбыла по состоянию здоровья.

На нас смотрели десятки глаз. Я ощущала на себе особенно цепко-любопытные взгляды — у всех были свежи воспоминания о вчерашнем. Мама ободряюще подмигнула.

— ...согласие каждой из семи присутствующих леди зафиксировано. Ваше Величество. Сделаете ли вы сегодня выбор? — поблескивая тщательно выбритой лысиной, распорядитель повернулся на короля.

— Король делает выбор всегда, Клирис, — спокойно откликнулся Ингренс. — Не всегда тот, которого вы ожидаете. Но сначала неприятное дело.

Он развернулся к гостям и ровно заговорил. — Многие из вас были свидетелями вчерашнего инцидента. Лорд Арсиний из рода Золотистых ворвался на банкет, сыпал оскорблениями, угрожая мне и моим гостям. Сегодня его дочь — леди Кларисса — участвует в смотре.

Теперь на меня посмотрели все, включая Винессу, которая одновременно быстро почесалась.

— И все же, это не может служить поводом, чтобы я прощал лорда, который так возмутительно себя вел. — Ингренс говорил незлобиво, но отчётливо и твердо. — Клирис, зачитай указ.

От нехорошего предчувствия в висках больно запульсировало. Я глянула на спокойного Ингренса, взволнованную маму и мрачного отца. Распорядитель открыл свою неизменную серебряную папку.

— Лорд Арсиний из рода Золотистых, — прочитал он с заготовленного листа, — официально лишается титула лорда, а также лишается имущества, дома и всех земель.

Я качнулась или все качнулось вместе со мной? Будто с размахом ударили по вискам с обеих сторон.

Как он мог? Как он... Он же обещал...

Пиявки глаз, впившиеся со всех сторон, не оставили на мне и пятачка живой кожи. Отец не проронил ни слова, только презрительно поднял голову. По залу прошёлся одобрительный гул: решение короля поддерживали.

Ингренс тут же подписал листок, неторопливо чирканув чернилами по бумаге. Я уже знала, что чернила — красные.

Он все решил заранее. Обманул...

Во рту стало горько.

Винесса откровенно чесала затылок, но меня это уже не радовало. Горечь, боль, и жгучая испепеляющая ненависть поднялись из живота и подступили ко рту. Я вспомнила слова, проговоренные на ухо там, у лекаря.

Я ведь уже связал вас по руками и ногам... Всех.

Едва не выкрикнула несколько слов, которые вчера кричал отец. Обманул... Что теперь? Я повернула голову. Что я могу сделать? Должна